– Вот как? – Огира клинок не спрятала, но и нападать не спешила. – И почему, интересно, ты сделал это? – В голосе женщины не было ни капли доверия.
– Ну, например, потому, что ты мне понравилась…
Всадница подошла к поверженному телу, вгляделась в лицо.
– Да, этого человека я уже видела несколько раз… Среди прохожих на улице, а потом и в трактире… Но ты все равно врешь! Когда это я успела тебе понравиться? Ты же не видел меня!
– Видел. В «Подкове».
– Там на мне был плащ, капюшон. Хочешь сказать, что тебе приглянулся бесформенный кусок дерюги?
– Я видел твое лицо. Здесь, на улице. Когда ты… э… спала.
– То есть ты знаешь, что я не лючинка, а джигли?
– Да.
– Ну, ты и наглец! – Огира звонко расхохоталась. – Первый раз вижу, чтобы «пеший» пытался заигрывать с «всадницей»! Ты хоть понимаешь, кто я?
– Отлично понимаю, – голос Мюрра приобрел бархатные нотки. – Ты женщина… А я мужчина.
Огира на мгновение растерялась от такой дерзости, и в тоже время с удивлением поняла, что ей понравилось поведение странного атонийца – и слова, и взгляд.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Люгвин.
Огира хмыкнула.
– А более дурацкого имени ты придумать не смог? Или это настоящее? Впрочем, неважно. Я стану называть тебя так… Ладно, пошли. Ты проводишь меня.
– Куда?
– А разве тебе не все равно? – отрезала всадница, помедлила, искоса взглянула на спутника и спросила: – Скажи, когда я потеряла сознание, ты…
– Что?
Она замялась. Взглянула кротко – по-женски.
– Что? – переспросил Мюрр, чувствуя, как начинает бешено колотиться сердце.
– Так, ничего… Просто… Когда я лежала без сознания, надеюсь, ты не позволил себе лишнего?
– Лишнего – нет. Разве что один поцелуй, – игриво ответил Мюрр.
Глаза Огиры опасно сузились, а рука потянулась к кинжалу.
– Э, погоди, это же шутка! – На всякий случай он отодвинулся подальше.
– Шутка, говоришь… Может быть… Но больше прикасаться ко мне не смей! Понял?
В ее словах опять прозвучала страстная решимость, и это пьянило не хуже амброзии. Хотелось броситься в атаку – в одиночку против сотни, разрушить небольшой город или… создать что-нибудь красивое и вечное…
– Ну, что? Не раздумал провожать меня, кавалер? – насмешливо спросила всадница.
– Не раздумал.
– Тогда идем.
Вскоре трущобы остались позади. Теперь улицы блестели чистотой. Дома украсились яркими магическими огнями. По мостовым то и дело проносились нарядные, подсвеченные мерцающим порошком экипажи. Наездники-лючины на обычных, нелетающих лошадях хвастались сияющим в ночи разноцветным волшебным напылением всевозможных оттенков. Среди пестрой разряженной толпы время от времени мелькали всадники-джигли – в простой черной, как сама ночь, одежде. Ни огромных изумрудов, украшающих камзолы или платья, ни блеска дорогущих бриллиантов, тем не менее перед ними почтительно расступались даже богатейшие из горожан.
– Все. Дальше я доберусь сама.
Всадница сбросила грубый плащ прямо на мостовую. Под ним оказалась типичная одежда женщины-джигли: облегающий бархатный темно-синий жакет, узкие, в обтяжку, кожаные брюки и высокие, до колен сапоги. Мюрр невольно залюбовался ею. Огира знала, что эффектно смотрится в своем костюме. И хотя всадница, принадлежащая к высшему кругу, давно привыкла к подобному вниманию, ей почему-то было особенно приятно, что этот неотесанный провинциал смотрит на нее именно так. Женщина подарила спутнику царственную улыбку и решительно окликнула своего кунгура:
– Ралона!
Через мгновение ей в плечо уткнулась черная морда кобылицы. Огира ласково похлопала ее по теплой смоляной шее, привычно собрала в кулак часть гривы, вдела ногу в стремя, одним махом взлетела в седло и оглянулась через плечо на лючина:
– Прощай!
– Погоди!
Он сделал шаг вперед, но кобыла тотчас повернула к нему морду и предостерегающе обнажила огромные черные зубы. Мюрр отшатнулся. Огира успокаивающе потрепала Ралону по загривку:
– Тихо, девочка. Он… свой. Хороший. «По крайней мере, неплохой», – поправилась она про себя, а вслух спросила: – Чего?
– Если вдруг тебе понадобится помощь…
– Я найду тебя, – пообещала Огира, подумав, что простой наивный провинциал вряд ли сможет помочь в изощренных дворцовых интригах. – Прощай, Люгвин!
Не дожидаясь ответа, она пришпорила кунгура и затерялась в яркой толпе горожан.
2
На следующий день, или, правильнее сказать, на следующий сумрак, Мюрр вместе с другими горожанами стоял на Судной площади в ожидании предстоящей урудии – церемонии, которая превращала джигли в даифа, аристократа в раба. На этот раз урудия собрала рекордное количество зрителей, ведь позору должен был подвергнуться не просто джигли, а главнокомандующий Империи, генерал Алир-ари.