Тем не менее войска сибирских колчаковских армий оставались ещё боеспособными: огрызались арьергардными боями, цеплялись за каждый изгиб дороги, за каждую деревню, пригорок или овраг, сдерживая напор красных. И было непонятно, что ковало этот боевой дух. Но продолжал стоять солдат и офицер Сибирской армии. Знать, держало его что-то, знать ощущал, - следует ещё бороться и есть в этом здравомыслие.
У Красноярска завязались ожесточённые бои.
Поезда с Верховным правителем Колчаком едва успели проскочить город, как случился мятеж: начальник красноярского гарнизона генерал Бронислав Зиневич вдруг выступил с обращением к местным большевикам о том, что готов подчиниться их власти и встретил своих недавних соратников в штыки.
Эта ситуация напоминала спланированную ловушку: отсечь Колчака с конвоем и золотым запасом России от основным сил и таким образом попытаться влиять на политическую ситуацию.
Третья армия в первых числах января вышла из Западно-Сибирской тайги, сильно поредевшая и практически без артиллерии, которую пришлось бросить в лесу. Лишь восемь орудий вынесли на своих руках артиллеристы и солдаты Ижевской дивизии. Армия обошла захваченные красными Ачинск и минуя стороной ощетинившиеся деревни, направилась к Красноярску, где соединилась с армией Каппеля.
Вдоль полотна железной дороги шли войска генерала Войцеховского, которому Каппель поручил выбить из города взбунтовавшийся гарнизон. Но успеха действия войск не имели из-за нерешительности и отсутствия сведений о противнике.
Из Красноярска, для преграждения пути, была спешно выслана полурота пехоты красноармейцев с пулеметами, которая заняла высоты к северо-западу от города вёрстах в трех от него. С горы, что господствовала над долиной и рекой, всё пространство простреливалось на многие километры.
На противоположном плато собралось несколько тысяч саней с сидящей на них белой армией, подошедшей с запада. Тут же при войске был верхом и командующий Каппель, его заместитель генерал Войцеховский и с ним несколько всадников из штаба.
Прогнать несколько десятков красноармейцев можно было обходом влево с одновременным нанесением прямого удара, о чём тут же был сделан приказ Войцеховским. Однако ни один солдат из саней выходить не пожелал и всё завершилось к ночи только бессмысленной взаимной пальбой без каких-либо последствий. С наступлением ночи, все войска пошли в обход Красноярска, а часть подразделений прошла даже через город по его окраинам.
Значительная часть отступающих солдат, попав в засаду, сдалась добровольно Красноярскому гарнизону, ещё недавно входившему в состав Сибирской армии из-за усталости и осознания бессмысленного движения в неизвестность.
Из-за предательства гарнизона и генерала Зиневича, часть корпуса Каппеля, не желая сдаваться, попала в окружение, полагая, что город контролируется войсками белой гвардии, потеряв последний свой аэроплан, использовавшийся для разведки.
Аэроплан, что базировался на оборудованном под аэродром поле возле деревни Дрокино, взмыл в небо по приказу из штаба Каппеля для изучения обстановки вокруг города и пробыл в небе без малого два часа. Но когда пришлось возвращаться, аэродромное поле уже было захвачено отрядом красногвардейцев. При посадке лётчик Ставрогин заметил подвох уже завершая пробежку, - вдруг увидел красные ленты на шапках солдат и сумел поднять свою механическую птицу в небо. Но далеко не улетел: пулеметный огонь разметал обшивку, заглушил двигатель и аэроплан плавно скользя упал за Дрокинской горой. Ближе к упавшему самолёту оказались войска белой армии, и лётчик не пропал, а был вызволен из аэроплана.
Продырявленную огнем пулемета механическую птицу бросили, а летчик Ставрогин, прослезившись, вскинул на плечо кавалерийский карабин, что хранил в аэроплане на случай, если придётся совершить вынужденную посадку, встал в строй и зашагал вместе со всеми, слившись с одноликой серой массой.
Теперь, размеренно ступая шаг в шаг среди солдат, пилот Ставрогин отличался только тем, что мог представить, как бы он смотрелся с высоты полёта над этой заснеженной и заросшей бесконечными лесами местностью среди смертельно усталых и выживающих на морозе людей, бредущих неизвестно куда и с какой целью.
Цель белого движения стала растворяться в этих белых бескрайних снегах сибирского простора, как-то быстро потеряв актуальность и политическую значимость под натиском красных войск, число которых множилось по мере угасания энтузиазма белого движения.
Пушки тащить по заснеженной тайге без дорог было невероятно тяжко. Лошади уже не справлялись, также выбившись из сил без отдыха и добротного корма. Пришлось пушки бросить, а замки и прицелы от пушек утопить в реке. Шли теперь как бы налегке, оставив только самые лёгкие мортиры, которые можно было навьючить на коней. Корпус сохранял боеспособность и сминая заставы красных войск двигался по бездорожью, не встречая крупных сил противника.
Генерал Владимир Оскарович Каппель, воспитанный благородным аскетом в семье потомственных военных, бодрил своих усталых солдат: