Завет Холкрофта

Его глаза наполнились слезами — он понял это, потому что круги на стене вдруг расползлись и превратились в бесформенный клубок кривых линий. Хелден обняла его, повернула к себе и нежными пальцами стала смахивать слезы с его щек.

— Любимый! Единственный мой...

— Я... его... убью! — снова и снова повторял он с неколебимой решимостью в голосе.

— Да, убьешь! — ответил ему голос, гулко прозвучав в мозгу Холкрофта. Голос принадлежал Бен Гадизу, который отстранил Хелден, развернул к себе Холкрофта и прижал его к стене. — Ты убьешь!

Ноэль напряг воспаленные глаза и тщетно пытался унять дрожь в теле.

— Ты не хотел, чтобы я смотрел на нее.

— Да, я понял, что ничего не смогу с тобой сделать, — тихо ответил Яков. — Я это понял, когда ты ринулся к дому. Уж на что я прошел такую подготовку, какой никому и не снилось, но в тебе таится какая-то нечеловеческая сила. Не знаю, надо ли мне сейчас это говорить, но я благодарю Бога, что ты не мой враг.

— Что-то я тебя не понимаю.

— Я даю тебе возможность осуществить вариант Хар-Шхаалаф. Это потребует невероятной дисциплины и самоотдачи, но ты на это способен. Я тебе скажу откровенно: я бы не смог это осуществить, но ты, возможно, сможешь.

— Что именно?

— Ты должен появиться на встрече в банке. Вместе с убийцами твоей матери, вместе с человеком, который приказал убить Хелден, убить Ричарда Холкрофта. Ты будешь с ним. Будешь с ними. Ты подпишешь бумаги.

— Ты с ума сошел! Ты сошел с ума!

— Нет! Мы изучили законодательство. Тебе надо подписать документ, размораживающий счет. Согласно этому документу в случае твоей смерти все права распоряжаться деньгами переходят к твоим сонаследникам. Подписывая эти бумаги, ты подпишешь смертный приговор. Подпиши бумаги! Это будет смертным приговором — не тебе, а им!

Ноэль смотрел в темные глаза Якова. Он опять увидел в его взгляде правду. Никто не проронил ни звука. И постепенно Холкрофт начал обретать утраченное чувство реальности. Бен Гадиз отпустил его. Все встало на свои места.

— Они будут меня искать, — сказал Ноэль. — Они думают, что я пошел в номер к фон Тибольту.

— Ты был там. Нитки с двери сорваны. Ты увидел, что там никого нет, и ушел.

— Куда? Они же спросят.

— Ты ориентируешься в городе?

— Плохо.

— Значит, ты брал такси. Ты катался вдоль озера, гулял по пирсам, набережным, расспрашивал о матери. Это вполне правдоподобно: они ведь считают, что ты в панике.

— Уже почти половина восьмого, — сказал Ноэль. — Осталось полтора часа. Я вернусь в отель, увидимся после встречи в банке.

— Где? — спросил Яков.

— Снимите номер в «Эксельсиоре», запишитесь как супруги. Приезжайте туда после половины десятого, но до полудня. Я в четыреста одиннадцатом номере.

Он стоял перед дверью апартаментов фон Тибольта. Было три минуты девятого. Он слышал злобные голоса за дверью. В любом разговоре голос фон Тибольта звучал громче остальных: он говорил издевательским тоном, едва не срываясь на оскорбления.

Холкрофт глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться: его так и подмывало дать волю инстинктам, бушующей в нем ярости. Но он должен прямо смотреть в глаза человеку, который убил его мать, убил его отца. Смотреть ему в глаза и ничем не выдать своих чувств.

Он постучал. Слава Богу, рука не дрожит.

Дверь распахнулась, и он впился глазами в лицо светловолосого убийцы. Убийцы его матери и его отца.

— Ноэль! Где же ты пропадаешь? Мы тебя ищем повсюду!

— Я вас тоже искал, — сказал Холкрофт усталым голосом: изобразить усталость оказалось легче, чем подавить ярость. — Я целую ночь разыскивал ее. Но так и не нашел. Вряд ли она вообще приехала сюда.

— Мы будем продолжать поиски, — сказал фон Тибольт. — Хочешь кофе? Скоро отправляемся в банк. И на этом все кончится.

— Это точно. На этом все кончится, — повторил Ноэль.

Все трое сидели за длинным столом в конференц-зале банка. Холкрофт в центре, Кесслер слева, фон Тибольт справа. Напротив сидели два директора «Ла Гран банк де Женев».

Перед каждым лежала аккуратная стопка документов, совершенно аутентичных и разложенных строго по порядку. Они внимательно читали строчки, переворачивали листы. Потребовался почти час, чтобы полностью огласить содержание драгоценных бумаг.

Осталось ознакомиться еще с двумя документами, помещенными в папки с синей каймой. Заговорил директор, сидящий слева: