Завет Христа

— А теперь послушай, — прошипел Буковски и окинул Дорна пронзительным взглядом. — Эти слухи — полная ерунда. У нас в отделе все идет лучше некуда. Да, сначала у нас были некоторые разногласия. Но это нормально, когда в отдел приходит новый человек. Лизе просто нужно было во всем разобраться. К тому же у нее есть замечательный шеф, который ей в этом помог. Нужно только знать, как обращаться с женщинами, понимаешь? — Буковски подмигнул ему.

В двери постучали.

— Да! — громко крикнул Дорн.

В маленькую лабораторию вошла Лиза Герман. Она коротко кивнула Дорну.

— Ты должен немедленно идти к начальнице, — заявила Лиза, повернувшись к Буковски. Голос у нее был не особенно радостный. — По-моему, Гагедорн злится. И в следующий раз говори мне, где я смогу тебя найти, если ты опять улизнешь через боковой коридор. В конце концов, у меня достаточно других дел кроме того, чтобы постоянно искать тебя.

Буковски пожал плечами.

— Чего от меня хочет старуха?

— Сам ее спроси! — дерзко ответила Лиза и исчезла так же быстро, как и появилась.

Дорн ухмыльнулся.

— Теперь я знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что умеешь обходиться с женщинами.

Буковски махнул рукой.

— Я хочу, чтобы завтра отчет лежал на моем письменном столе, ясно?

— Всего хорошего и желаю получить удовольствие у Гагедорн: насколько я тебя знаю, ты возьмешь ее штурмом.

Иерусалим, музей Рокфеллера, улица Сулейман-стрит…

Джонатан Хоук торопливо шел по коридорам музея Рокфеллера, направляясь к выходу. Он был рассержен и в высшей степени обижен поведением Хаима Рафуля. Он не марионетка, чтобы танцевать, когда это вздумается кукловоду. Он всегда уважал Хаима Рафуля как ученого и археолога, однако церковная мания этого человека превратилась почти в патологию. Охотнее всего Джонатан Хоук собрал бы чемоданы и просто уехал бы — такое сильное отвращение вызвало у него поведение коллеги. С другой стороны, он ведь руководитель раскопок, а под землей в долине Кидрона, к востоку от горы Елеонской, все еще скрываются остатки римского гарнизона двухтысячелетней давности.

— Джонатан! Подождите, — разнеслось по длинному коридору.

Джонатан Хоук неуклонно продолжал свой путь. У него не было желания продолжать беседу.

— Пожалуйста, подождите меня, Джонатан! — снова раздался голос. — Мы не должны были расставаться, не помирившись. Дайте мне еще один шанс. Я прошу вас.

Джонатан Хоук замедлил шаги. Дойдя до окна, он остановился и выглянул наружу. Под ним в долине лежали маленькие дома Старого города Иерусалима, вдали поблескивал золотой Купол Скалы. Весь город казался мирным и полным идиллического покоя. Хоук глубоко вздохнул.

Профессор Хаим Рафуль подбежал к нему и остановился.

— Извините мою несдержанность… — Рафуль уже сожалел о своих резких словах. — Я не хотел обидеть вас и не хотел разрушать вашу веру. Мне вообще несвойственно лишать людей иллюзий, но я чувствую себя в долгу перед истиной… Единственной истиной — научным доказательством. И мне не нравится, когда люди веры пытаются насадить свою идеологию другим, подобно тому как врачи пересаживают своим пациентам чужие сердца.

Хоук обернулся.

— У меня, скорее, создалось впечатление, что это ваш личный поход против Рима.

— Конечно, мой дорогой и верный друг, — ответил Рафуль, — может, тут сработали и личные мотивы. Но я наткнулся на свидетельство того, что Иисус Христос был не тем человеком и вел не ту жизнь, в которую церковь хочет заставить вас поверить. Иешуа был, без сомнения, пророком, без сомнения, мудрым и очень умным человеком, и в нем есть многое от идеологии человеколюбивого Бога. Он учил доброте, он учил состраданию и сочувствию, однако он был человеком, а не сыном Бога.

— Может, так оно и было, — ответил Хоук. — Но почти треть населения мира исповедует христианство. Будь то католики, протестанты, православные или другие общины. Христианство определило наше мировоззрение. Оно стало первоначальной установкой, которую не так-то просто разрушить. Ни у кого нет на это права.

— Но, дорогой друг, — возразил Хаим Рафуль и положил руку на плечо Джонатана Хоука. — Все равно ложь не превратится в правду только из-за того, что за прошедшие столетия она стала верой миллионов прихожан и священнослужителей. Мы ведь не можем просто выдумать собственную историю или выбрать из многих предположений то, которое нам больше всего нравится, потому что соответствует нашему мировоззрению.

— Вы намекаете на церковный канон?

— Правильно, дорогой друг и коллега, — подтвердил Рафуль. — Можно ли из множества писаний отобрать те, которые имеют нормативное значение для отцов церкви, и умалить значение других, отведя им второстепенную роль афоризмов, или песен, или апокрифов?