Завет Макиавелли

Эти кажущиеся мелочи позволяли Генри Харрису надеяться, что его обращение в Освенциме вовсе не политическое самоубийство, как считали многие, но единственно верный поступок. Президент верил, что в трудные моменты истории следует делать, что должно, и называть вещи своими именами.

Не выставляя себя на обозрение, Николас Мартен следил за новостями и сосредоточенно работал над бэнфилдским проектом.

В пятницу, утром двадцать первого мая, Мартена пригласил в офис фирмы Роберт Фицсиммонс. Нужно было лететь в Лондон, чтобы встретиться с важным клиентом, известным хирургом Норбертом Хольмгреном, жившим около Гайд-парка. Доктор Хольмгрен также владел поместьем неподалеку от Манчестера, где желал провести перепланировку ландшафта.

Дома Мартен доктора Хольмгрена не застал, но ему любезно предложили подождать. В гостиной, куда Мартена провели, он оказался не один, а в компании Хэпа Дэниелса и президента Харриса, прибывшего в Лондон для секретных переговоров с премьер-министром Джеком Рэндольфом. Улыбаясь до ушей, Мартен обнялся с каждым по очереди, но тут же, кое-что сообразив, поостыл.

— И что теперь?

«Что теперь» оказалось совершенно секретными сведениями; президент Соединенных Штатов считал нужным поделиться ими с Николасом Мартеном.

ФБР допросило Деми Пикар в Париже; та рассказала о поисках матери, растянувшихся на десятилетия, об ордене итальянских ведьм «Арадия», о кресте Альдебарана, служившем ордену эмблемой, и малочисленном внутреннем круге ордена под названием «Арадия малая», о котором ей рассказал Джакомо Гела. Эмблемой «Арадии малой» служат буквы «А» и «М», точнее, «алеф» и «мю», взятые из иврита и греческого соответственно. «Арадию малую» составляли глубоко религиозные носители истинной веры, с течением веков приспособленные союзом «Завет» для снабжения его «ведьмами», приносившимися в жертву.

Деми рассказала о своем пленении, о видеозаписях, где ее мать погибала в языках пламени, и о том, чего не видели другие. О том, как по туннелю с монорельсом ее доставили в церковь, о камерах для медицинских экспериментов, о казармах с многоярусными кроватями и, наконец, о крематории под самой церковью, где кончалась стальная колея.

— Вот, значит, как Фокс избавлялся от трупов.

Мартен почувствовал, как волосы становятся дыбом на голове.

— Да… Посмотри, пожалуйста.

Президент кивнул Хэпу; открыв ноутбук, тот предложил его Мартену.

— Секретная служба еще долго будет работать над винчестерами, но кое-какие результаты уже есть. Можешь глянуть.

На экране монитора одна за другой появлялись фотографии Мерримена Фокса, сделанные, по-видимому, им самим, в комнате на верхнем этаже здания, выходившего на площадь перед базиликой в Монсеррате. На снимках появлялась зрительная труба на треноге и видеокамера. Дальнейшие снимки сделаны телеобъективом, будто через ту самую зрительную трубу: разные люди на площади, крупным планом.

— Так он и подбирал себе «пациентов», — объяснил Генри Харрис.—

«Люди с улицы», неограниченный выбор. Судя по фотокопиям каких-то рукописных страниц, он указывал намеченных жертв монахам. За людьми следили и, когда те возвращались домой, откуда приехали посмотреть на монастырь, их похищали. В самом Монсеррате никто не пропадал.

— Подонок ничего не упустил, — пробормотал Мартен. — Планы по Ближнему Востоку или дневники экспериментов не обнаружены?

— Нет пока.

— Бека или Лючиану не нашли?

— Ни следа. Либо вовремя унесли ноги, либо погибли в церкви при взрыве. Но из списка подлежащих аресту не вычеркнуты.

— Стало быть, это все? Разве только винчестеры или следствие дадут еще что-нибудь?

— Примерно так.

Вздохнув, Хэп посмотрел на президента.

— Есть еще вкладыш в личном дневнике моего друга и советника Джейка Лоу, — сообщил Генри Харрис неохотно.

Мартен видел, что президент борется с собой.

— Что там?..

— Ты ведь знал, что моя жена — еврейка?

— Да.

— Ты знал, что она умерла от опухоли мозга за несколько недель до моего избрания?

— Да.

— Им нужны были голоса евреев. Им не нужны были евреи в Белом доме. Они решили, что при таком раскладе я получу максимум дополнительных голосов — от евреев и всех прочих.

Волосы у Мартена встали дыбом во второй раз.

— Фокс… убил ее препаратом, дающим клиническую картину опухоли мозга?

— Да, — кивнул президент, сдерживая слезы. — Похоже, мы оба пострадали одинаково.

Мартен молча обнял президента, и они стояли так долго.

— Мистер президент, нам пора, — сказал Хэп.

— Знаю, Хэп. Знаю.

Мужчины некоторое время молча смотрели друг на друга.

— Когда самое скверное останется позади, приглашаю всех на мое ранчо в Калифорнии, — через силу улыбнулся президент. — На бифштекс и пиво. Всех: тебя, Хэпа, Деми, Мигеля и ребят.

— Хэп рассказал-таки, — осклабился Мартен.

— Хотел было, — не стал спорить Хэп. — Только он успел раньше…

— Удачи, мистер президент. — Мартен протянул руку.

— Удачи и тебе, кузен.

Они снова обнялись — ненадолго.

— Благослови тебя Бог.

С этими словами президент повернулся и вышел.