Время от времени юный любовник прекращал эту садистскую игру и пускал в дело свой язык, жадно стеля его полотно от самого низа, а потом резко поднимая вверх, словно задорный пёс. Но, в конце концов, он закончил свою игру и сосредоточился на небольшом капюшончике в основании малых половых губ, под которым стыдливо укрылся спусковой крючок маминого сладострастия.
Данила набросился на жаждавшую ласк горошину и начал истово теребить её своим напряжённым языком, словно и вовсе желал слизнуть её.
- Тише,- прошептала мама,- тише, милый.
Юноша с трудом усмирил себя и подавил острое желание прикусить точку исступления любимой. Его движения стали мягче и нежнее, хотя это и давалось с трудом, ведь сам Данила почти обезумел от происходящего, и вся его зажатая внутри до этого момента страсть рвалась наружу. Впрочем, это не имело никакого значения, ведь происходящее и без того затмило любые туманные мечты.
- Легонько, самым кончиком,- попросила женщина его мечты, и парень тут же исполнил эту просьбу.
Теперь только самый кончик его языка имел счастье касаться желанного тела, но для Дани это было неважно, ведь главным его желанием было доставить удовольствие маме. Забыв обо всём на свете, он пытался сосредоточенно сохранить темп, несмотря на то, что скулы и челюсть уже начало ломить от напряжения и непривычной нагрузки. Возможно, он и прервался бы, если бы не оглашавшие комнату стоны и явное приближение заветного момента.
В какое-то мгновение мама вскрикнула, выгнулась всем телом навстречу любовнику и сама попыталась прижаться низом живота к его лицу. Данила уловил это желание и рванулся навстречу, прихватывая клитор любимой губами и не прекращая теребить его языком. Протяжный стон сорвался с губ его женщины, но не прервался, как раньше, а обернулся долгим, постепенно затихающим криком, в то время как тело начало содрогаться от крупной дрожи.
Юноша видел, как мама пытается освободить свои руки от строптивого платья, но у неё это решительно не получалось. Изнывая в исступлении, она пыталась вывернуться из хватки любовника, но парень крепко обхватил её бёдра рукой, продолжая поглощать окаменевший бугорок её наслаждения. Впрочем, собственный опыт говорил о том, что излишне усердствовать в такие моменты не стоит, потому Даня немного унял свой пыл и перешёл к более нежным ласкам. Тем более что даже их хватало для того чтобы раз за разом вынуждать маму изворачиваться, стонать и рефлекторно вздрагивать всем телом.
- Боже, тише,- прошептала она в какой-то момент.
Парень послушался. Теперь он едва касался своими влажными губами заветной точки, больше не пуская в ход язык. Помимо этого он перестал придерживать мамины бёдра рукой и сам не заметил, как ладонь оказалась на бугре, вздымавшем джинсы между ног. Наэлектризованное желанием естество отзывалось острыми вспышками на любое, даже самое лёгкое прикосновение и Данила не смог удержаться.
Привычным движением он расстегнул ширинку, потом отщёлкнул верхнюю пуговицу и слегка привстал, чтобы освободить скованный материей фаллос. Тот ретиво выскочил наружу и задрожал пульсирующей колонной в предвкушении ласки.
- Всё, милый, всё,- шептала мама, пытаясь увернуться от становившихся излишними ласк,- иди сюда.
Данилу не надо было просить дважды. Продолжая целовать, он быстро проделал обратный путь вверх и завис над мамой, любуясь её довольным лицом.
- Как же хорошо,- промурлыкала она, не открывая глаз.
Юноша улыбнулся, обрадованный похвалой, и, не зная, как ещё на неё ответить, поцеловал губы любимой, прижимаясь к ней всем своим телом. И мама не стала уклоняться от этого поцелуя. Наоборот. Она сама устремилась навстречу губам любовника, страстно впиваясь в них. Её язык требовательно призывал язык парня на рандеву и радостно взвился вокруг него, стоило Дане удовлетворить это требование. Словно язычок пламени, он принялся крутиться вокруг собрата, подарившего женщине такое блаженство.
Обхватив маму руками и навалившись на неё всем своим весом, юноша дрожал от желания, ощущая, как переполненная возбуждением головка члена трётся о нежную кожу лобка. Даже если бы он захотел, то не смог бы сдержать инстинктивного порыва. Данила вряд ли отдавал себе отчёт в том, что его бёдра рефлекторно двигаются вперёд-назад, симулирую фрикции и в какой-то момент он ощутил, что отклонился чуть дальше, чем следовало.
Его плоть сама нашла сокровенный путь и, уперевшись в преграду не скользнула вверх, как раньше, а болезненно выгнулась и проторила себе путь вниз, наконец, очутившись у разгорячённого входа.
Парень замер, озарённый неожиданным пониманием - ещё мгновение и пути назад уже не будет. Внезапно он испугался. В мечтах Даня проживал этот момент едва ли не ежедневно, и тот не казался юноше чем-то особенным, но в реальности врата его блаженства были так же путём в один конец, а войти в них означало разделить свою жизнь на "до" и "после". Но кто мог дать гарантию, что "после" будет таким же лучезарным и многообещающим, как в полночных грёзах?