Заветное желание

Движимый лютым голодом, я брел в чернильном мраке, раскинув во все стороны невидимые сканеры восприятия. Почуяв угодившую в радиус сканирования живность, бросался в погоню. Настигал, убивал и тут же пожирал. И так снова, и снова, и снова… Пока в какой-то момент меня не одолевала такая же лютая сонливость. Тогда я падал, где стоял, и отключался на какое-то время.

Возвращение к реальности неизменно сопровождалось вспышкой чудовищной боли, как будто от тела отдиралась какая-то его важная часть, увидеть которую мешала неизменная чернота вокруг. Пробудившемуся же следом за телом от длительной спячки восприятию требовалось несколько секунд для разворота по округе сети сканирования. И когда это наконец происходило, источник болезненного пробуждения словно куда-то испарялся — ничего подозрительного засечь в округе мне ни разу не удалось.

Неизменно в первые минуты после пробуждения я испытывал болезненную слабость. Но вскоре разгорался лютый голод, заставлявший подниматься и двигаться вперед, в поисках добычи. Как только вставал и делал первый шаг, слабость исчезала.

Снова начиналась охота…

И такая бесконечная карусель неслась по кругу снова и снова.

Но однажды, во время погони за очередной жрачкой, я вдруг уловил рядом смутно знакомый резкий кислый запах — где-то на задворках памяти всплыло, что это запах свободы и обновления.

Забыв про удирающую добычу, я двинулся на запах. И сканер восприятия уловил поднимающуюся мне на встречу, клубящуюся и словно сотканную из тумана фигуру.

Запах исходил от нее.

Когда я приблизился вплотную, чернота вдруг меня осыпалась под ноги, и я увидел на фоне окруженного зеленью водоема белоснежную фигуру в туманном балахоне.

Туманный человек что-то мне сказал. Но поначалу я не понял его речь. Мне лишь по-прежнему нравилось вдыхать исходящий от него странно знакомый, резкий кислый запах.

А потом он сам шагнул мне навстречу и, широко раскинув руки, обнял мою огромную голову.

— Вспоминай, мой хороший, — после прикосновения белых туманных рук заблокированный разум вернулся ко мне, и я смог понимать его речь. — Я открою тебе нашу общую память так широко, как смогу. И пусть это было давно. Но это было! Забудь о своем проклятье, доверься мне, своему сводному брату, и вспоминай…

Глава 39

Глава 39, в которой мне открываются тайны, и я понимаю смысл мудрости: многие знания многие печали.

По глазам резанул яркий свет, и декорация вокруг изменилась. Я оказался в гигантском зале, белоснежные пол, стены и потолок которого состояли из мириадов идеально подогнанных друг к дружке шестигранников. Эдакие пчелиные соты из идеально белого воска, но без меда, личинок и пчел. Окружающие белые соты словно светились изнутри, из-за того, собственно, в зале-хранилище и было так ослепительно светло.

Неожиданная визуализация обещанной хранителем общей памяти так меня заворожила своей строгой красотой, что первые несколько секунд я лишь растерянно разглядывал зал-хранилище. Но вскоре, разумеется, вспомнил зачем я здесь… Перво-наперво, я жаждал узнать, что за чертовщина закрутилась вокруг меня после боя с кошмаром? — и попытался озвучить этот свой первый вопрос. Однако, вместо речи, из неприспособленной для разговора монструозной пасти вырвался лишь вопросительный рык.

Впрочем, хранилище памяти меня прекрасно поняло. Окружающее пространство накрыла густая тень, в которой крошечным пятнышком яркого белого света остался лишь один шестигранник справа на стене. Я дернулся было подбежать к нему ближе, но не пришлось. Из горящего шестигранника выстрелила струя белого тумана, со знакомым резким кислым запахом, которая, мгновенно добравшись до меня, расширилась до размеров небольшого облака и накрыла меня целиком.

Внутри кисляка не было никаких объяснений, картинок, мыслеобразов, все произошло куда как проще и эффективней. Ответ пришел мне мгновенно и разом, как озарение.

Все оказалось до ужаса просто. Как в той старой детской сказке, про мальчика, убившего дракона… Ликвидировав Смертельным ударом запредельно развитого кошмара, я тоже мгновенно умер, но угодил на возрождение не в белый туман кисляка (как обычно), а в черный — кошмара. Потому что победитель самого опасного существа на Континенте сам становился им.

Пока я свыкался с такой вот ублюдской подставой, кисляк вокруг меня полностью развеялся, и я снова оказался в залитом ярко-молочным светом зале.

«Откуда, вообще, на Континенте взялись эти гребаные кошмары?» — учтя свой предыдущий облом с озвучкой, второй вопрос я лишь мысленно обозначил, обойдясь без бестолкового рева.

И хранилище, ожидаемо, легко откликнулось на мой немой запрос. Снова на зал набежала густая тень, оставив ярким лучом света единственный горящий шестигранник, на той же стене, но чуть повыше и изрядно левее. Как под копирку, выстрелила очередная струя тумана из горящей ячейки, и через мгновение я опять словил очередное озарение в облаке кисляка.