Заветное желание

А между тем объясняется всё очень просто – характером. Те, кто хорошо знаком с Мишей, знают, что он скромен и застенчив, а если и нападает на кого-то – так исключительно от страха (см. «Заветное желание»). С такими качествами в литературе «пробиться» трудно. Особенно же это было трудно в среде так называемого «параллельного» искусства (или искусства «андеграунда»), которое, стремительно вырвавшись из подвалов на свет божий в конце 80-х-начале 90-х, поразило мир не только своими несомненными достижениями, но и таким удивительным самодовольством, наглостью и напором, что и Пушкин, наверное, не устоял бы и захотел бы сжечь все свои стихи (за то, что в них всё же маловато постмодернизма).

Миша Ромм – настоящий идеалист, то есть человек идеи. Он любил и любит всех поэтов (жаль, что меньше всех – себя). С тех пор, как закрылось его создание – Гуманитарный фонд – он ходит на какую-то службу и тоскует… Признаться, я думала, что в последние годы Миша стихов не писал. Оказалось – потихонечку пишет… «Почему же ты не дал их для книги?» – удивилась я.

Автор, верный своим оригинальным жизненным принципам, ответил: «Если я издам все лучшее сразу, то что же останется на потом?»…

Мне это предисловие не нравится, но Ромму почему-то оно близко… На основе отобранных Эвелиной Ракитской текстов я составил небольшую подборку стихов Ромма и поместил на сайте Крымского клуба (www.liter.net). К подборке мною было написано крошечное вступление (которое, полагаю, вряд ли понравится Ракитской)[1]:

Рассказывают, что когда-то, в первой половине 90-х Миша Ромм пришел в журнал «Новый мир» и принес свои стихи. зав. отделом поэзии Олег Чухонцев долго их читал, перелистывал, просматривал и затем спросил недоуменно: «Может быть, Вам стоит попробовать писать для детей?» – Лучшего предисловия не придумаешь. – Стихи Михаила Ромма это стихи взрослого мужчины, навсегда сохранившего в себе остатки, осколки сознания ребенка. Он никогда не играл в детство, в странность, в примитив – он такой и есть, нелепый человек, мечтающий стать трехголовым. И страхи, и ужасы у него не страшные – с ними легко справиться, проснувшись утром и почистив зубы.

Жизнь трагична, но всегда остается возможность увидеть хороший сон о счастье.

Постепенно детская наивность естественным образом сменилась ностальгией по детству. А стихи остались в каком-то высшем смысле безыскусными – при вполне основательной классической выучке.

Сейчас, имея перед глазами более представительный корпус текстов, я вижу, как менялась поэзия Михаила Ромма. Ранние стихи его отмечены не только поэтической юношеской тоской («И никто Не ответит: зачем эти мысли о жизни, о хлебе? И зачем я родился, и погибну – за что?..») – они красочны, разноцветны, в них есть яркие визуальные образы:

И я слежу, как темнота редеет.
Вот солнце взгромоздилось на предел
Багровых крыш, застывших пламенея.
Дом на мгновенье словно потемнел,
Вдруг вспыхнул окнами, как флагами на реях…