Заветы предательства

Ультрамарин идет дальше один, держа обеими руками болтер на уровне талии. В туннеле с него немного толку, но тут, на открытом пространстве, он может пригодиться. Пистолет остался в кобуре, меч в ножнах, боевой нож на колене, электромагнитный двуручный меч по-прежнему на спине.

Радиация мешает работать его автосенсорам, но внутренний хронометр отсчитывает время до предсказуемой следующей солнечной вспышки. Он едва ли может себе позволить роскошь быть осторожным, но и беспечность может обойтись слишком дорого.

Дойдя до боевой машины, Тиэль замечает, что задний люк открыт. Держа перед собой болтер, он шагает внутрь. Имеются некоторые повреждения от огня, но внутри все по большей части цело. Водитель навалился на пульт управления и наверняка мертв. У него в шлеме дыра, окаймленная темной запекшейся кровью.

Тиэль уже видел такие раны.

— Это не от клинка.

Крик снаружи настораживает его. Он бежит на голос Рауда.

— Там, наверху…

Солдат показывает, тыча дулом лазгана, словно пальцем.

Тиэль смотрит — статуя, похожая на церковную горгулью, присела, кутаясь в крылья, на остатки башни.

Рауд обеспокоен, но не опускает оружия.

— Что это за штука?

— Был — демон. Сейчас просто оболочка.

Словно в подтверждение этого сильный порыв ветра обращает статую в хлопья золы.

Наконец Рауд опускает лазган, но все еще смотрит на две когтистые лапы, оставшиеся на разрушенной башне.

— Что с ними стало?

Тиэль пожимает плечами:

— Завеса снова стала плотнее, полагаю. Демоны ушли вместе с ней. Им трудно удержаться в мире смертных. На Калте больше не осталось настоящих демонов.

Рауд встречается с ним взглядом:

— Откуда вы знаете?

— А ты что, видел их?

— Нет.

— Теперь остались лишь Освободившиеся…

Тиэль выдыхает, долго и сипло, и опирается на танк. Из швов его брони сочится что-то темное.

Рауд видит это.

— У вас кровь…

— Я едва держусь на ногах. Помоги залезть в танк.

Вместе они забираются внутрь. Тиэль приваливается к стене и тяжело дышит.

— Что мне делать? — спрашивает Рауд.

— Оставайся здесь. Если на нас охотятся, то в этой развалине могут и не заметить, но на открытом месте убьют. Я сейчас приду в себя, уже скоро…

Сквозь забрало слышно, как он шипит от боли.

— Остается надеяться, что я быстро приду в себя, — до солнечной вспышки осталось не так много.

Рауд хмурится:

— А с практической точки зрения?

Тиэль смеется над его попыткой съязвить.

— Расскажите, как вы жили на Калте, солдат. Напомните мне, за что мы сражались, после того как нас предали.

Рауд пожимает плечами, глядя в землю:

— Да что там рассказывать. Я был фермером, работал на Воллардских лугах и убирал зерно на корм скоту. — Он молчит, рассеянно перебирая застежки костюма. — Убил надсмотрщика, когда он полез к моей жене. Выстрелом в сердце — он умер сразу.

Тиэль откидывает голову назад, касаясь металлической стены. Он снова болезненно вздыхает.

— Вас осудили за убийство.

Рауд кивает.

— У меня не было доказательств. Я был рабочий, он — надсмотрщик.

Голос его меняется от горечи воспоминаний и потерь. Тиэль его понимает.

— Там остались жена и маленькая дочка. Они умерли еще до войны — полагаю, так лучше. Я думал, погибну в клетке, но вместо этого меня призвали на службу. Осудили, если хотите. — Рауд показывает на шлем Тиэля. — Примерно как вас.

Веселье Тиэля несколько натужно — скорее от боли, чем из-за несогласия.

Потом наступает напряженная тишина. Рауд с минуту ждет, прежде чем ее нарушить.

— Мы же не выберемся из этого танка, да, сэр?

— Может, мы сумеем его запустить. Он мог и восстановиться.

Рауд оглядывается.

— Такое вообще бывает?

Тиэль не отвечает. Его мозг и тело работают, чтобы снова привести его в боевое состояние. Ультрамарины особенно хорошо умеют восстанавливаться. Они делают это быстро и эффективно — лучше, чем другие легионеры. Отчасти поэтому их так трудно убивать. А в последнее время у них было много возможностей для практики.

Тусклый блеск брони в открытом люке «Рино» заставляет Рауда встрепенуться. Он понимает, что задремал, хотя должен был нести стражу. Без хронометра невозможно определить, как долго Тиэль находится в отключке. На горизонте светлеет, и в воздухе все сильнее ощущается жар огня. Скверно. Он медленно подбирается к люку, чтобы получше присмотреться.

Охотники видели их — или, по крайней мере, знают, где они могут прятаться. Они приближаются к развалине — четыре культиста и легионер с уродливой маской на шлеме: сбоку головы торчит единственный рог. О его броню звенят шипастые цепи. Его обнаженные руки — сплошные мускулы, изрезанное клинописью мясо, побуревшее от радиации. В одной руке он сжимает зазубренный ритуальный нож, в другой — тупорылый болт-пистолет, со вторым лезвием в виде штыка.

Рауд понимает, что остались считаные минуты до того, как охотники спустятся в неглубокую воронку, где стоит «Носорог». Он дотягивается до предплечья Тиэля, и тут рука Ультрамарина хватает его за запястье.

Рауд едва не вскрикивает и показывает в открытый люк.

Тиэль все еще не полностью восстановился.

— Сколько? — Он добирается до зрительного окошка и качает головой. — Они близко.