Заветы

– Выбросишь мой телефон, – сказала она, – можешь вернуться в машину, а можешь уйти куда глаза глядят. Выбирай. Только домой не ходи. Я не командую – просто советую.

Я сделала, как она просила. Она мне описала варианты – из чего мне тут выбирать? В машине я захлюпала носом – Ада протянула мне платочек, но в остальном участия не проявила. Развернулась и поехала на юг. Водила она быстро и ловко.

– Я знаю, что ты мне не доверяешь, – спустя время сказала она, – но доверять придется. Может быть, люди, которые подложили бомбу в машину, сейчас ищут тебя. Я не утверждаю, я не знаю наверняка, но ты под угрозой.

Под угрозой – так говорили в новостях, когда находили детей, избитых до смерти, невзирая на многочисленные сообщения от соседей, или женщин, которые поехали стопом, потому что не пришел автобус, а потом чьи-нибудь собаки обнаруживали их в неглубоких могилах со сломанными шеями. У меня стучали зубы, хотя воздух в машине был жаркий и липкий.

Не то чтобы я поверила Аде, но и не сказать, что не поверила.

– Можно в полицию, – робко предложила я.

– От них толку чуть.

Про бестолковость полиции я в своей жизни наслушалась – Нил и Мелани высказывали такую позицию регулярно. Ада включила радио – успокоительную музыку, какие-то арфы.

– Пока ни о чем не думай, – сказала Ада.

– А ты полицейская? – спросила я.

– Не-а.

– А кто?

– Меньше слов – больше дела, – ответила она.

Остановились мы перед большим квадратным зданием. На вывеске значилось: ДОМ СОБРАНИЙ и РЕЛИГИОЗНОЕ ОБЩЕСТВО ДРУЗЕЙ (КВАКЕРЫ). Ада припарковалась позади серого фургона.

– А вот и наша следующая лошадка, – сказала она.

Мы зашли в боковую дверь. Ада кивнула человеку за столиком.

– Элайджа, – сказала она. – Мы по делам.

Я на него толком и не посмотрела. Следом за Адой вошла в сам Дом собраний – в его пустую тишину, и гулкость, и прохладные запахи, а потом в зал, где было светлее и работал кондиционер. Там рядами стояли койки – скорее, даже раскладушки, – и на некоторых лежали женщины под одеялами разных цветов. В углу стояли пять кресел и кофейный столик. Еще несколько женщин сидели там и разговаривали вполголоса.

– Не пялься, – сказала мне Ада. – Не в зоопарке.

– А что тут такое?

– «СанктОпека», галаадские беженцы. Мелани с ними сотрудничала, и Нил тоже, но по-другому. Значит так: сядь в кресло, сиди смирно. С места не вставай, и чтоб ни звука. Здесь ты в безопасности. Я пойду договорюсь про тебя. Вернусь где-то через час. Тебе дадут сладкого – съешь, это надо.

Она отошла, поговорила с одной женщиной, которая там распоряжалась, и стремительно вышла. Потом эта женщина принесла мне горячего сладкого чаю и печенье с шоколадной крошкой и спросила, как я и не нужно ли мне еще чего, и я сказала «нет». Но она все равно принесла одеяло, сине-зеленое, и меня укутала.

Я умудрилась влить в себя чай и перестала стучать зубами. Сидела и смотрела, как входят и выходят люди – в «Борзой моднице» я занималась тем же самым. Вошли несколько женщин, одна с младенцем. Ужасно измученные и вдобавок напуганные. Женщины из «СанктОпеки» подошли, поздоровались, сказали: «Вы здесь, вы пришли, уже все хорошо», – и галаадские женщины заплакали. Я тогда подумала: а чего плакать-то, радоваться надо, вы же выбрались. Но после всего, что с тех пор со мной случилось, я их понимаю. Держишь в себе, что надо держать, пока не переживешь худшее. А вот потом, когда спасена, проливаешь все слезы, на которые прежде не было времени.

Женщины роняли слова – обрывочно, задыхаясь:

Если скажут, что мне надо возвращаться…
Мне пришлось оставить сына, а нельзя как-то…
Я потеряла ребенка. Никого не было…

Распорядительницы совали им платки. Говорили всякое успокоительное – крепитесь, например. Старались, как лучше. Но когда говоришь человеку, чтобы он крепился, для него это порой ужасный груз. Это я тоже с тех пор поняла.

Прошел где-то час, и Ада вернулась.

– Ты еще жива, – сказала она.

Если шутка, то неудачная. Я только вылупилась на нее.

– Шотландку на фиг.

– Что? – переспросила я. Она все равно что на иностранном языке говорила.

– Я понимаю, что тебе трудно, – сказала она, – но сейчас у нас нет времени, шевелиться надо очень быстро. Не хочу сеять панику, но все непросто. Давай-ка поищем другую одежду.

Она взяла меня за локоть и выдернула из кресла; удивительно, до чего она оказалась сильная.

Мы прошли мимо всех женщин в заднюю комнату, где стояли стол с футболками и свитерами и пара напольных вешалок с плечиками. Кое-какие вещи я узнавала: вот куда отправлялись все благотворительные пожертвования из «Борзой модницы».

– Выбери то, что в реальной жизни ни за что не наденешь, – сказала Ада. – Надо выглядеть совершенно другим человеком.