Зависимы сейчас (ЛП)

Я не знаю, как победить этот страх. У меня возникает непреодолимое желание спрятаться в уборной и мастурбировать, чтобы заглушить свою тревогу. Но я хочу чувствовать себя так же, как в Канкуне. В безопасности и не так безумно навязчиво. Я снова жажду этого состояния.

Мой новый терапевт, похоже, не способен мне помочь, и я могу себе только представлять его методы борьбы с этим страхом — чудовищных размеров шоковая машина в руках. Поэтому я отказываюсь делиться с ним своими тревогами.

Но и в любви к себе я не утону. Я буду пробовать что-то новое и просто бороться со своей тревогой, пока не пойму, как правильно справляться с пристальным вниманием и СМИ. Пока я не пойму, как снова дышать.

56. Лорен Хэйл

.

Я чувствую себя каким-то отморозком.

Сижу в арендованной машине уже час и смотрю на один и тот же трёхэтажный кирпичный дом. Газон недавно подстрижен, из травы торчит табличка: Отличница средней школы Макадамса.

В штате Мэн дует ветерок, который манит людей на улицу, но я всё ещё прикован к сиденью, мои суставы затвердели. Мой самый большой страх — остаться в этом проклятом седане, проехать так далеко и не набраться смелости, чтобы подняться по подъездной дорожке.

Я могу разбить бутылку спиртного о дверь другого парня, но не могу пройти пару метров, чтобы поздороваться с женщиной. В этом есть какая-то ирония. И, возможно, если бы я не был напуган до чертиков, я бы рассмеялся.

Я потираю шею, которая наливается нервным жаром. Мне следовало взять с собой Райка и Лили, как я изначально и планировал. Когда я сказал Лили, что хочу познакомиться с мамой, она меня только поддержала. Они оба хотели приехать.

Но в итоге я купил только один билет на самолет.

Я должен сделать это сам.

Никто не входил и не выходил из дома. Снаружи он похож на обычный дом семьи среднего класса. Это то, что у меня могло бы быть.

Нормальная жизнь.

Я выдыхаю и провожу руками по волосам.

Просто иди. Просто покончи с этим, чертов ублюдок.

Прежде чем я успеваю осознать, что делаю, я вылезаю из машины и добираюсь до почтового ящика. Я дышу так, будто нахожусь на середине восьмикилометровой пробежки. Вдох. Выдох. Раз... два... три. Но я не спринтер. Я не бегу. Я едва иду.

Мои изношенные кроссовки приземляются на крыльцо. Мои ноги отягощают меня. Моя обувь, какой бы уродливой она ни была, наполнена свинцом.

Я поднимаю кулак к двери, колеблюсь и опускаю руку. Ну же. Сделай это. Я проигрывал разговоры в своей голове, думая об этом моменте годами. Давай, Лорен. Повзрослей, блядь.

Вдох. Выдох.

Раз... два...

Я звоню в дверь.

Дверь открывается. И мой разум пустеет.

Женщина смотрит на меня с одинаковым ошеломленным и одурманенным выражением лица. Я никогда не звонил ей, не предупреждал об этой встрече. Я слишком боялся, что она меня пошлёт. Я просто хотел увидеть её лицо, услышать её голос, и всё это одновременно.

Она молода, ей нет и сорока. Я ищу её черты: тонкий нос, тонкие губы, блестящие каштановые волосы. Я вдруг понимаю, что ищу в ней себя.

— Я...

— Я знаю, кто ты, — у нее бархатный голос, такой, под который можно закрыть глаза и уснуть. Держу пари, она читает своим детям сказки на ночь. От этой мысли у меня сводит живот. — Я видела тебя в новостях.

Я жду, что она пригласит меня войти, но она держится за ручку, как будто через несколько секунд готова захлопнуть дверь перед моим носом.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она.

Не уверен, какой реакции я ожидал. Мой отец — он сказал мне, что я ей не нужен. Я подумал, что, возможно, он лжет. Я все ещё цепляюсь за эту тщетную надежду, что ей не всё равно на меня, как матери на сына.

Вдох.

— Я просто хотел поговорить.

Мой голос звучит грубовато по сравнению с её. Как у животного по сравнению с ангелом. Это чертовски отстойно. И я не могу перестать смотреть на неё, как будто она на мгновение вырвана из моей памяти.

— Нам не о чем говорить, — её глаза несут извинения, даже если её слова не делают этого.

— Верно, — говорю я и киваю сам себе.

Я мог бы уйти. Я мог бы оставить всё как есть. Я увидел её. Что еще мне нужно? Какого хрена я ищу?

— Ты моя мама.

Я хочу забрать слова обратно, как только произношу их.

Она морщится, дверь закрывается, но она остается рядом с ней, зажатая между рамами. И она смотрит на меня так, будто я ошибка, черная клякса в её резюме, от которой она пытается избавиться. Она не говорит этого, но я вижу эту фразу по всему её лицу. Ты не мой сын, не совсем.

Она меня не воспитывала. Я был плохой частью её жизни, которую она пытается забыть.

Она прочищает горло, чувствуя себя неловко.

— Джонатан рассказал тебе что-нибудь?

— Не очень много.

— Ну... что ты хочешь знать?

Этот открытый вопрос на секунду выводит меня из равновесия. Что я хочу знать? Всё. Я хочу получить все ответы, которые от меня скрывали.

— Что произошло?