Великое спокойствие посещает душу женщины, когда она узнает, что будет ребенок, и великое счастье приходит к ней вместе с этой новостью. В этой ситуации, несмотря на болезнь матери, несмотря на то, что отцу неизвестно ничего про Стаса, Даша была счастлива.
После первого неудачного разговора был другой, когда оба решили, что хотят ребенка, и Стас извинился за свои необдуманные поспешные слова, и Даша поверила ему, прощая все эти случайные погрешности. Иногда возникала напряженность, но все эти маленькие неприятности заканчивались миром, в котором они друг другу единственно принадлежали.
А жизнь будничная шла своим чередом и никак не упрощала молодым их ситуацию. Мама требовала постоянного ухода - каждый Дашин день начинался с…
– Даша, ты где?
– Я иду, мама. Ну, как ты? Держись за меня - я сейчас сменю тебе белье.
– Дашенька, мне сегодня приснился сон, – тут Капитолина Ивановна напрягается, лицо ее становится сосредоточенным. И неожиданно на нем появляется странная улыбка, блуждающая - как будто она силится что-то вспомнить и не может, тогда голова ее падает на подушку, а глаза смотрят в одну точку.
И в них ничего нельзя прочитать кроме немого вопроса. В таком положении Даша ее оставляет, понимая, что не может теперь поднимать маму, и тогда весь ужас ее собственной ситуации встает перед ней. Она теперь не сможет ухаживать за мамой, как раньше, с легкостью переворачивать ее неподвижное тело. Она вышла из комнаты и слезы навернулись ей на глаза, и тут она услышала:
– Даша, где ты? – и она безропотно идет обратно, чтобы сделать все необходимое - убрать утку, и постараться не поднимая маму вытащить из-под нее простыню. Она это делала раньше с легкостью, а теперь…
«Что делать?», – повторяла Даша про себя, стиснув зубы и даже радуясь тому, что мама теперь не может по ее лицу что-то прочитать. «Господи, что делать? Сиделку? А деньги? И как отцу объяснить, что теперь все изменилось. Скорее бы пришел Стас». Она пошла на кухню, приготовить завтрак, и через полчаса все утренние процедуры с заменой белья и кормлением были закончены.
Даша села на диван, никакие мысли не шли в голову. Она устала, пожалуй, впервые за много лет, устала от мыслей простых, реальных, жизненных, и быт со всей его неприглядностью каждого дня встал во всем своем ничтожном величии перед мечтами о свободной счастливой жизни.
Она вспомнила, что надо идти в магазин, и стала собираться. Тут зазвонил телефон.
– Это я. Ты что делаешь?
– Собираюсь в магазин.
– Давай я заеду за тобой, – голос Стаса спокойный и уверенный подействовал на Дашу.
– Хорошо. Я жду.
Она сняла пальто. В комнате был ужасный беспорядок. Она еще не успела прибраться, и взяла пылесос и начала уборку. Когда она заканчивала укладывать подушки на диван, посмотрела на часы и удивилась, – прошло полтора часа, а Стаса все не было.
Страшная мысль промелькнула у нее – не случилось ли чего-нибудь. Она набрала номер его телефона, никто не отвечал. Она подошла к окну и в этот момент она как будто услышала голос мамы, которая ее позвала.
Когда она вошла в комнату, то увидела, что та как-то странно лежала – голова откинулась на подушку, а правая рука свисает, и вдруг что-то кольнуло Дашу – она бросилась к маме, и когда взяла ее руку, поняла, что она мертва.
Она стала ее тормошить, и методично качающаяся голова убеждала ее в том, что она не ошиблась. Тогда она, не, понимая, что с ней, вдруг в каком-то испуге отошла медленно к двери и бросилась к телефону.
Скорая приехала, подтвердила смерть. «Мамы нет», – при этой мысли Дашу стало трясти, она всхлипывала, глотая слезы. Когда в комнату вошел отец, Даша посмотрела на него – на его спокойном всегда лице было страдание – его было не узнать.
Даша вышла из комнаты и машинально подошла к шкафу. Она его открыла - села на пол, обхватив голову руками. Это не были конкретные мысли о маме, это было другое, связанное с самой Дашей.
Она плакала от жалости к чему-то. К чему? Да, так ей казалось, но на самом деле она плакала о своей жизни с мамой, она страдала оттого, что никогда больше не встретится с мамой, которая ушла навсегда, она плакала, и это происходило независимо от нее
Ее детство закончилось. Будет что-то другое, и ничего не хотелось. Хотелось все вернуть, но от сознания невозможности, от понимания, что ты не в силах изменить что-то, боль сжимала ей горло и она рыдала тихо, почти безмолвно, и это страдание ее забирало всю, до конца. И тут мысль о ребенке промелькнула, и кто-то независимо от нее прекратил рыдания, и она стала дышать ровно и спокойно.
Она встала, увидела мамино сиреневого цвета платье из шелка. И опять что-то больно кольнуло в сердце, потом она увидела бордовый костюм, и мысли ее ушли в сторону, и она вспомнила, как в этом костюме мама с ней ходила гулять, и она со стороны любовалась ее стройной фигурой и аккуратно уложенными волосами.
И опять боль подкралась к сердцу. Даша заплакала, и это не был простой плач. Это плакала душа почти без слез, и постоянная боль забирала все душевные силы.