Зависть

Наверное, учитывая мои позорные ошибки, тебе сложно поверить, что я всегда лишь пытался защитить тебя. Но именно это я и намеревался сделать, хотя исполнение вышло неудачным. Именно поэтому я женился на Пенелопе, и именно этим руководствовался, даже когда допускал все последующие грубые промахи. Я надеялся, что смогу уберечь тебя от общественного порицания. Но теперь понимаю, как глупо и бесполезно это было. Мои действия причинили тебе тяжелейшие страдания, а я навлек на себя постоянную агонию, которую испытывал, видя тебя в обществе других мужчин. С моей стороны, несомненно, это было величайшей слабостью, но я понял, что больше не могу этого терпеть.

На самом деле, я чувствую, что лучше умру, чем увижу тебя возлюбленной другого. Часть меня уже умерла, когда я увидел тебя с Грейсоном в доме Хейзов. Именно по этой причине, как и из необходимости искупления вины за все мои ошибки, я покидаю город и вступаю в армию. Буду сражаться за нашу великую нацию на Тихом океане. Я знаю, что могу умереть, но это кажется мне более счастливым концом, чем жизнь без тебя. Да и смотреть в лицо неприятностям и продолжать двигаться вперед, даже когда там смертельная опасность и возможная смерть – отличительная черта настоящих мужчин. После всего, что я натворил, я определенно мог бы сотворить нечто более ужасное, чем попытаться доказать, что остаюсь мужчиной.

Я слишком долго тянул, и ты, наверное, устала читать мои излияния, но перед отъездом я хотел сказать тебе, как сильно сожалею о всей той боли, что я тебе причинил. И если я умру, знай, что ты была единственной настоящей любовью всей моей жизни. Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет в городе, но, пожалуйста, знай, что я всегда рядом…

Всегда твой,

Генри Уильям Шунмейкер.

Диана трижды прочитала письмо и прижала ладонь к лицу, силясь не заплакать. Она яростно моргала, но это было бесполезно. Она лила слезы перед камином, а затем переместилась на кровать, продолжая рыдать, оплакивая свои поступки, все глупые недопонимания, вставшие между нею и единственным любимым ею мужчиной, а больше всего – расстояние, теперь разделявшее их. Оно растянулось немыслимо широко и было слишком большим, чтобы его преодолеть. И хуже всего было то, что так много предательских поступков по отношению друг к другу они совершили не из дурных побуждений, а из-за недостатка взаимного доверия.

Диана подошла к окну и посмотрела на освещенные окна соседних домов и звезды высоко над ними. «Сколько там ложных впечатлений? – думала она. – Сколько разбитых беспечностью и недостатком мужества сердец? Сколько ошибок длиной в десятилетия таится за парадными фасадами?» Она ещё немного поплакала, пока её хрупкое тело не показалось ей высохшим и опустошенным. Она знала, что в слезах нет никакого смысла.

Диана подошла к туалетному столику – изысканному изделию темного дерева, украшенному резными цветами и ангелами – и вспомнила о бесчисленных ночах, когда была полна девичьей наивности. Она знала, что теперь выглядит старше. Кожа под глазами опухла от слез, а черты лица заострились. Но Диана полагала, что несколько горячих поцелуев и ночь сна вернут её лицу свежесть и юность.