Игорёк разделся, забрался под одеяло, покосился на стоявший у изголовья прибор, закрыл глаза и стал ждать, когда вернётся медсестра и станет цеплять все эти датчики. Но она отчего-то всё не шла, а Игорька стало клонить в сон, он погружался в ватную дрёму. Игорёк уже не слышал, как вошла Танечка и принялась крепить ему на виски датчики, а потом надела на его лицо пластиковую маску. Включила питание прибора, окинула взглядом пациента и вышла.
Буквально через несколько секунд, словно выйдя из стены, в палате возникли двое. Аскет и с ним багроволицый толстяк в мешкообразных коричневых штанах и того же цвета жилетке, надетой поверх «толстовки».
— Спит, — заключил Аскет.
Толстяк с мрачным интересом всматривался в лицо спящего.
— Верно, что дуракам всегда везёт, — подытожил он. — Ничего, сейчас изобразим.
— Ты уж постарайся, голубчик.
— Не учи отца, как детей делать, — угрюмо ответил толстяк. — Замещение как — в пределах всей комнаты или ограничимся кроватью?
— Всей-всей. Он же здесь топтался.
— Ну и что?
— Лучше не будем рисковать.
— Всегда перестраховываешься, а толку никакого.
— Твоё «взял — и сделал» здесь не проходит. Поверь мне, — повысил голос Аскет.
— Не ори, — огрызнулся толстяк.
— Вадик, ты бы уже делал.
— А я и делаю. Комнату зафиксировал, образ и структура стабилизированы. Можешь прощаться с героем.
Аскет освободил Игорька от датчиков и маски. Коснулся своими тонкими пальцами лба спящего. Толстяк поинтересовался:
— Визуализируешь свои руки в его сне?
— Просто прощаюсь.
— Просто у тебя не бывает, друг Аскет.
— Замолчи, — беззлобно отмахнулся тот. — Если бы он был наш! Русские Боги лизали бы нам пятки.
— И не только они. Путь герою не забыл указать?
Аскет усмехнулся:
— Он хотя и бессмертный, но всё ещё человек. Куда человек может попасть, когда спит? Только в сон.
Когда время сеанса истекло, медсестра вернулась. Измятая постель была пуста, прибор работал, датчики валялись на подушке, а маска — на полу.
— Ну что ты будешь с таким делать, — обиделась Танечка. — Сбежал.
Она выключила аппарат и поспешила к Александру Петровичу. Пусть принимает меры.
Гоша проснулся от звона будильника, сел на тахте, продавленной и скрипучей. Рядом зашевелилась Катька. Потянулась и зашарила рукой по полу в поисках сигарет.
— И мне дай одну, — сказал он.
— Чего давать? Во — пустая. — Жена смяла в кулаке пачку и отшвырнула в сторону. — Сбегай на угол. Только пива не пей.
— Ладно, сбегаю.
Он глянул в окно — утро в нежных розовых тонах; натянул джинсы, футболку, сунул ноги в сандалии и пошёл.
— Гоша, — окликнула Катька, — ещё батон и сгущёнку.
— Ладно.
За порогом дома была ночь. Пахло горелым, где-то подожгли мусорный бак. Поджечь могли где-нибудь в Химках, а воняло здесь.
Гоша поёжился — ему на улице зябко, а вот Катьке, заразе, всегда жарко — и двинул к единственному на весь квартал ларьку.
Купив необходимое, не удержался и взял бутылку пива. Сел на скамейку у трамвайной остановки, выпил. Надо было повторить. Но Катька орать станет, на нервы давить.
Катька уже слонялась по квартире, уши без сигарет пухли. Ещё ей хотелось гренок со сгущёнкой. Гоша заложил в тостер куски батона, а себе принялся жарить яичницу.
— Пиво пил? — учуяла Катька.
Гоша вздохнул, разбил над сковородкой яйцо.
— Дармоед. Висит у меня на шее, ещё и пиво жрёт.
— Ну, Кать…
— Что Кать? Я уже двадцать пять лет, как Кать. Доведёшь, выгоню.
— Кать, ну я ж одну бутылочку.
Катька стояла посреди кухни, уперев руки в боки.
— А ты хотел пойти и нажраться? Ты работать когда пойдёшь?
— Куда же я пойду, Кать? В государственной лавке платят мало, а это…
Катька выхватила из тостера гренки, полила обильно сгущенкой.
— Ладно, тунеядец, — сменила она гнев на милость. — Всё равно лучшего трахальщика не найти.
Гоша снова вздохнул и принялся за яичницу.
— Я дачу хочу, — сказала жена. — Ты бы хоть в стриптизёры пошёл, вон как у тебя всё выпирает.
Гоша вздохнул в третий раз.
— Кать, ты же меня своими ревностями сгноишь.
— Будешь приносить деньги — не сгною. А то ты только в постели мужик.
— Ты чё, серьёзно?
Гоша испугался. Что это на Катьку нашло? Как сидел у неё на шее, так и сидит, никогда она его деньгами не попрекала. Вдруг и правда заставит перед богатыми дамочками извиваться?
Он встал, обнял Катьку сзади и поцеловал в шею.
— Катю-юш… — промурлыкал он.
— Убери лапы. Быстро убери.
— Ну Катю-юш…
Он уже мял её грудь.
— Отстань, не хочу.
Но он не отстал, и Катька наконец сдалась:
— Ну, ладно, неси меня.
Когда они уже лежали, расслабившись, и пускали дым в потолок, Катька внезапно сказала:
— Ну что?
— Хорошо, — ответил Гоша.
— Насчёт стриптиза что?
— Кать, ты что? Тебе что-то не понравилось?
— Вот дурак. Если мне что-то не понравится, я тебя в два счёта на улицу выставлю. Знаешь, сколько в «Континенте» за вечер зарабатывают? Двести-триста денег.
— Ты что, там была?
— Ага, Денис водил. Кстати, сегодня Денис придёт в гости, так что вечером можешь быть свободен. А я с ним поговорю насчёт тебя.
— Катюша, но я не хочу в клуб. Я и танцевать не умею.