Завод-2: назад в СССР

— Да как, у меня же, помимо токарного разряда, ещё и слесарный, и фрезерный, работу можно закрывать по любой специальности. Начальник, как об этом узнал, то сообщил — останешься на сдельной оплате, на оклад тебя переводить не буду. Буду тебе нормочасы закрывать с коэффициентом два от месячной нормы шестого разряда. А что поверх пойдет, будешь мне отдавать через старшего мастера, — признался он в своем грешке. — Ну а я что, дурак? Прикинул, что так мне и за больничный больше уплатят, и в отпуску больше получу, вот и согласился. К тому же, мне за вредность больше дней отдыха положено, а он меня во вредники поставил. Ветерана труда обещал дать. Вот я и решил — не мне платить станет, так другого найдет и будет сливки снимать, а я что, Пушкин?

Я покосился на мужика.

— Слушай, а для всего этого начальник-то тебе нахрена? Ты и так с магнием работаешь, значит, и по правилам вредник, и по стажу почти четыре десятка лет пашешь. Тебе хоть как ветерана труда бы дали. Отпуск и больничный — это, конечно, заманчиво…

— Теперь-то я понимаю, что мне это нахрен не надо, — перебил он меня и тяжело вздохнул. — Но я же ему не скажу, что всё — завязывай, начальник? Он говорит, если начну возмущаться, то как пробка с завода вылечу! А куда я?

— Ну, это всегда так говорят, — усмехнулся я, припомнив, сколько раз сам слышал угрозы подобного рода. — Ладно, дальнейшую коммуникацию с начальником мы с тобой ещё обсудим.

Мы подошли к отделу. У входа курил сержант.

— Вы к кому, граждане? — спросил он.

— По повестке вызвали, — я показал сержантику повестку.

Тот внимательно ее прочел.

— Так, товарищ, кто у нас… — он вслух прочел мою фамилию с повестки.

Я отозвался, и сержант повернулся к токарю.

— А вы тогда кто?

— Туда же, — буркнул токарь.

— А повестка где?

Работяга замялся, и я пришёл ему на помощь:

— Он со мной, он свидетель по этому же материалу.

Сержант ответом удовлетворился и сказал, что мы можем проходить, потому что следователь уже ждёт.

— Вам в четвёртый кабинет! — сообщил он напоследок.

Мы поблагодарили отзывчивого милиционера за помощь и зашли в отдел. В этом районе города я в своем время прожил два десятка лет, но побывать в милиции как-то ни разу не довелось, так что теперь я оглядывался, как турист. Людей внутри почти не было, хотя на лавочке сидел один явно выпивший гражданин, он то засыпал, заваливаясь набок, то, вздрагивая, просыпался.

— Где четвёртый кабинет, подскажите? — спросил я у дежурного, сидящего за стеклом.

Он не успел ничего ответить, как на столе зазвонил телефон.

— Дежурная часть, Лаврентьев слушает, — отчеканил он в трубку, а нам махнул куда-то вглубь коридора.

Я кивком позвал токаря следовать за мной к четвёртому кабинету. Тот оказался за последней дверью в коридоре. Людей у кабинета не было, поэтому я решил постучаться, хотя до назначенного времени оставалось несколько минут. Но стоило мне занести кулак, как из кабинета вышел мужичок с каким-то затравленным взглядом. Мы едва не столкнулись лбами, и он проскользнул по коридору, к выходу. Я проводил его глазами, чувствуя смутную, неясную неприязнь. Дверь в кабинет осталась открытой, но я все же постучал в в косяк ради приличия.

— День добрый! Меня по повестке вызывали!

Столов внутри кабинета оказалось целых четыре. Два из них пустовали, а еще за двумя сидели милиционеры.

— Фамилия? — спросил один из них, сидевший ближе к окну.

— Кузнецов.

— Ко мне, — сообщил второй милиционер.

— Мне че делать? — взволновано зашептал токарь.

— Ты пока посиди в коридоре, — ответил я и зашел в кабинет, закрывая дверь.

— Проходите, — милиционер заполнял какие-то бумаги и даже не поднял на меня взгляд. — Буквально минуточку подождите.

Это был усатый толстый мужик с лысиной и пышными усами — типичный такой служака. Пока он заканчивал с документами, я взглянул на его стол, обнаружив на нем пепельницу и стопку уголовных дел. Все лежало ровно, с педантичной аккуратностью.

— Так, — милиционер зашевелил усами, закончив с бумагами. — Значит, ты у нас…

Он поковырялся в пачке документов и достал нужный, открыл стопку листочков скрепленную скрепкой. После положил передо мной лист бумаги и ручку.

— Материал мне отписали, давай, пиши чистосердечное признание, оформим как явку с повинной. Судимость будет, зато исправительными работами отделаешься или штрафом, на суде зачтется, — проговорил он.

Вот тебе и аккуратист.

— Секундочку, — я взглянул на его погоны. — Товарищ капитан, у вас ведь доказательств нет.

Капитан, до этого не поднимавший глаз, теперь уставился на меня. И, скорее всего, немало удивился моему утверждению.

— Как нет… че это ты ерепенишься? — выдал он.

— По-плохому, видимо, хочет, — прокомментировал второй милиционер, он теперь сидел, откинувшись спиной на стул и ковыряясь спичкой в зубах.

Я покосился на него, но ничего не сказал. Обратил внимание, что за одним из столов стоит кружка чая, над которой поднимается пар.

— Наверное, хочет, — согласился с коллегой мой собеседник. — Товарищ подозреваемый, видишь, сколько материалов у меня на столе? Сколько дел в работе?