Казалось, что ступеньки мягко выгибаются под его шагами, проваливаются вниз. Кирилл цеплялся за перила и старался держаться ровней. Он понимал, что в таком виде его появление в цехе нежелательно. Надо было проспаться под лестницей. Это — самое разумное.
Обогнув первые верстаки, Кирилл наскочил на стоящего к нему спиной начальника цеха. Пробормотав извинение, он постарался пройти мимо, но Стародуб ухватил его за рукав.
— Ну что, Кирюша, подобрал изоляцию? Если вы температурную наладите, бо-о-ольшое дело сделаете… — Стародуб смолк, изумленно глядя в бледное лицо Кирилла.
— Можно идти? — Кирилл смотрел на светлые волосы начальника цеха. — А вы, Иван Кузьмич, линять вроде стали…
— Линяю, линяю… — Стародуб придержал парня за рукав. — Ну, молодец. Водку, значит, употребляешь?
— Я? — возмутился Кирилл. — С чего вы взяли? — Рванув рукав, он пошел дальше, едва различая в зыбком тумане решетчатую стену станочного участка.
Кирпотин уже орудовал у станка, подбирая режим обработки.
— Ты, Алехин, сам поработай, а я подстрахую, — сказал Кирпотин, когда Кирилл приблизился. — Лады?
— Лады, дядя Саша, — проговорил Кирилл. — Вообще-то, вы парень свой. Я к вам, дядя Саша, претензий не имею. Вы хороший человек, дядя Саша, верно?
Павел схватил сына за плечо и резко встряхнул.
— Ты чего? Больно ведь! — Кирилл поморщился, склоняя голову набок.
Павел молчал, глядя в тусклые, бездумные зрачки сына.
— А ты почему меня из бригады прогнал, а? Другие отцы, наоборот, все стараются передать, — с трудом выговаривал Кирилл. — А ты?
— Это Юркина работа, — зажужжал Сопреев. — Настроил его. Авторитет твой подрывает…
— Мой бригадир — хороший человек. Его не троньте! — Кирилл хмельно взглянул в ту сторону, откуда доносился голос Сопреева. На секунду его глаза посветлели. — Ах, это ты, Сопря? Шел бы ты к черту, а, Сопря? Так ведь не пойдешь, да?
Ноги у Кирилла сделались мягкими, а станок вместе с людьми стал валиться набок…
Спотыкаясь в полутьме, Павел Алехин добрался до подвала и распахнул дверь.
Синькова он увидел у бетонной плиты, на которой высился прибор. Павел подошел к плите и шумно подтянул к себе табурет.
— Ну, ну! Все коромысло раскачал, — недовольно проговорил Синьков, не отрываясь от окуляра. — Потише нельзя?
— Потише тебе надо, значит? — Голос Павла дрожал.
Синьков удивленно обернулся — неужели Алехин-старший? Вот так гость. Синьков выпрямился и протянул руку к выключателю. Низкий свод подвала озарил бледный свет люминесцентных ламп.
— Что ж ты, бригадир, с механиком кефир из рюмочек пьешь? — спросил Алехин, разглядывая Синькова.
— Какой кефир, Павел Егорович? — Синьков растерялся.
— Какой кефир, спрашиваешь? — Павел огляделся. Ничего подозрительного не было видно. И запах стоял обычный, сырой, подвальный.
— Механик-то твой, Алехин, пьян, — сообщил Павел.
— Ну? — удивился Синьков, словно узнал сейчас хотя и необычную, но довольно смешную новость. — Вот черт! А у меня работы навалом. С чего это он вдруг? Угостил, что ли, кто-нибудь?
— Это уж тебя надо спросить. — Реакция Синькова озадачила Алехина-старшего.
— Ну, знаете ли, я тут ни при чем.
— Спокойный ты, Синьков, ничего тебя не трогает.
— Да, парень выпил. Конечно, плохо, что на заводе, в рабочее время. Но почему я должен сходить с ума? Я хорошо знаю Кирилла, и мне ясно, что произошла неприятная история. Какой-то подлец угостил парня. Тот не смог отказаться — мужская солидарность. Вот и вся моя точка зрения по этому вопросу. — Синьков решительно придвинулся к плите.
Яркое освещение мешало наблюдать, но выключать свет было неловко. Он напряг зрение, чтобы выделить блик на голубоватом зеркале экрана.
— Выходит, ты его оправдываешь? Хорош гусь. Бригадир, называется. Да ты обязан воспитывать своих людей, ясно тебе?
— Ясно, — согласился Синьков, чувствуя нарастающее раздражение. Почему он должен сносить дурацкие придирки человека, которого не уважает. Синьков снял контрольный листок и протянул Алехину. — Полюбуйтесь, Павел Егорович. Прекрасный астигматический макет. Ось пучка лежит точно в меридиональной плоскости. Изображение имеет вид эллипса рассеяния. Ну как? — Синьков сделал вид, что его очень интересует мнение старшего товарища.
— Хорошо! — Алехин швырнул на стол бумагу. — Повтори-ка это слово. Как его? Астматический, да?
— Астигматический, — поправил Синьков.
— Хорошо. Астигматический, это хорошо… Ну и жук ты, Юрка! Далеко пойдешь.
Синьков поднялся и подобрал бумажку.
— Мне интересно знать, Павел Егорович, за что вы меня так не любите?
— Я? Тебя?! — с наигранным недоумением проговорил Алехин.
— Да. Именно меня… Я-то понимаю за что. Но ведь это глупость, Павел Егорович.
— Интересно.
— Боитесь вы меня. А после ухода из бригады Кирилла — особенно. Словно я у вас что-то отнять хочу, а что — вы и сами толком не знаете.
Алехин хлопнул себя по коленям и напряженно рассмеялся.