Рисс появилась снова – она извивалась внутри прозрачного куба. Не обращая на меня внимания, прадоры собрались вокруг нее – и вдруг метнулись куда-то в сторону, чтобы вернуться с чем-то, что они взяли с тянувшегося от пола до потолка стеллажа. «Что-то» оказалось ящиком, достаточно большим, чтобы вместить прадора: со стенками из щитостекла и ребрами из прочного кермета. Двигался он то ли на гравимоторе, то ли на магнитной подвеске. Прадоры установили ящик рядом с ловушкой и открыли одну из его стенок. Шипя и рассыпая искры – заметив это, я проверил изображение на дисплее визора и понял, что трюм быстро наполняется воздухом, – прозрачный куб сжимался, свернувшаяся тугим клубком Рисс едва помещалась в нем. Затем куб сдвинулся с места и вплыл прямо в стеклянный ящик. Один из прадоров закрыл «клетку», и силовое поле разбилось вдребезги. Впрочем, осколки испарялись на лету, превращаясь в ничто, не причиняя никому вреда.
– Обоих ко мне, – приказал Свёрл по корабельному интеркому.
Куб поднялся и поплыл к дальней стене трюма, в которой со скрежетом открывалась огромная дверь; поворотный механизм, вероятно, был поврежден атомным лучом – оттого и скрипел. Ящик застрял в проеме, но шедший впереди бронированный прадор сильно толкнул его клешней, вновь приведя в движение. А я ощутил странное удовлетворение при виде прадора, столь фамильярно обращавшегося с закапризничавшей техникой.
–
–
–
Шагавший за мной прадор пихнул меня так, что я растянулся на полу. Поднявшись, я оглянулся – судя по размерам, обидчик был вторинцем, хотя броня не позволяла утверждать наверняка. Зато шедший следом первенец обрушил на спину собрата бронированную клешню с таким звоном, что что-то просто
– Иди дальше, человек, – велел он.
Определенно, вторинца только что наказали за жестокое обращение со мной, что было совершенно несвойственно прадорам и потому поразило меня. Но корабль принадлежал Свёрлу, и я знал, что отец-капитан странным образом изменился. Неужели я видел пример его деформированной морали, переданной детям? Вслед за тюрьмой Рисс я вышел из трюма.
–
–
–
–
Я хотел сказать что-то насчет изменившегося поведения прадоров и преображения Свёрла, но обнаружил, что у меня просто нет сил продолжать. Прадоры – жестокие ублюдки, но, как я уже отмечал раньше, данное определение подходит и людям, и
Передо мной лежал совершенно стерильный коридор, по которому сновали государственные роботы-уборщики, и освещение было ярким, что весьма необычно для прадорских кораблей – я помнил это, только не своей памятью. Чужие воспоминания прорвались на миг в сознание, но я отмахнулся от них, и они угасли.
–
Наконец нас ввели в святилище, больше похожее на ботаническую лабораторию, чем на командный центр кровожадного отца-капитана. Ящик с Рисс опустился в центре помещения. Двое первенцев застыли у закрывшихся дверей в качестве охраны. Свёрл поднялся на ногах-протезах, оторвавшись от обычного ряда шестигранных экранов. Я мельком заметил хвост, напоминавший хвост амфибии, но внимание мое было сосредоточено на теле прадора, превратившемся в массивный череп.
– Два гостя-человека за столь короткий промежуток времени, – мягко заговорил он. – Гост не должен узнать – это наверняка вызовет подозрения даже у него.
Он подошел к ящику Рисс и вгляделся внутрь огромными, почти человеческими глазами.
– И ты.
– Привет, Свёрл.
Яйцеклад Рисс царапал разделявшее их стекло, голос ее шел из спикера, вмонтированного в керметовую раму.
– О, неужто Пенни Роял наколол тебя?
– Это спорно, – ответил Свёрл. – Кстати, имей в виду, щитостекло между нами не реагирует на обычные декодирующие молекулы и испускаемую тобой электромагнитную частоту. Это ламинат из щитостекла и прозрачного сапфира, так что тебе придется прорезать внутренний слой сапфира, добраться до первого слоя стекла, дезинтегрировать его, потом прорезать следующий слой сапфира и так далее, двадцать четыре раза. А теперь посмотри вверх.