Завод войны

В данный момент обитателей завода-станции прежде всего занимал вопрос выживания Цеха 101, так что все доступные материалы, полученные через телепорт или хранившиеся на станции, превращались в ударные корабли. Но выпуск не поспевал за битвой, так что ИИ решил переключить на ввоз теплопоглощающий телепорт. Объем производства вырос – как и внутренняя температура. Около половины из пяти тысяч занятых на заводе людей успели надеть термокостюмы, что отсрочило их гибель лишь на несколько часов. Другие выбросились в пространство в скафандрах или аварийно-спасательных капсулах, но битва там шла такая жаркая, что их шансы на выживание были ничтожны. Кто-то залез в криокамеры в жилых отсеках – куда ИИ уже отключил подачу энергии, а роботы разбирали сами помещения, добывая сырье для звездолетов. Но Цех 101 не мог направить энергию на У-пространственный прыжок и бежать, так как малейшая брешь в защите наверняка привела бы к уничтожению станции. И в работе самого ИИ уже начали возникать перебои: его решения и сообщения выглядели нелогичными, попытка отключить телепорты была пресечена самой Землей-Центральной, а иные приказы, противоречившие основной задаче – выжить, – саботировались уцелевшими субразумами.

Рисс хотелось повторить: «Не понимаю», – но слишком уж часто использовала она эту фразу за свою недолгую жизнь.

– Проклятая эмпатия, – буркнул богомол.

«Нет, не это я собиралась сказать», – подумала змея-дрон.

– Считается, что у нас, как у постлюдей, без эмоций потеряется смысл жизни. Также считается, что эмоции выступают стимулом, который позволит нам победить в войне, – объяснил богомол. – Чертовы статистики.

Большой дрон шаркнул передней ногой по полу, сдирая железную стружку.

– Ладно, сдаюсь. Я не понимаю.

– Отличная была идея – одарить ИИ завода-станции эмпатией и сознанием человеческой матери, чтобы он наверняка приглядывал за своими детишками.

Наконец забрезжило понимание. Цех 101 родил и продолжал рожать тысячи разумов – только чтобы тотчас же послать их на смерть. Своих детей. А еще он, по необходимости, убил всех находившихся на борту людей.

– Поэтому он и неисправен? – предположила Рисс.

– Неисправен, – фыркнул богомол, – слишком технический термин.

– Можешь найти получше?

– Угу. – Скрежеща жвалами, богомол повернулся к Рисс. – Цех Сто один спятил, чокнулся, с дуба рухнул, пересчитав по пути все ветки.

– А почему я не чувствую…

– Ну, ты же новенькая, – сказал богомол, – конечно, ты чувствуешь не слишком много.

– Меня только что сделали, – осторожно согласилась Рисс.

– А я тут ремонтировался. – Жвала перестали скрежетать. – А в твоем случае – стоит ли ждать слишком много в смысле совести и сочувствия от дрона-убийцы?

Змея-дрон подумала о совершенстве своего физического облика, предназначенного лишь для одной цели, и поняла, что и сознание ее столь же утонченно и специфично. Цех 101 тоже создавался совершенным производителем разумного оружия. Но никто не предполагал, что он когда-нибудь окажется в гуще боя.

– О черт, – сказал богомол.

В иллюминаторы сектора Бета-Шесть ворвался свет, яркий, словно сияние множества солнц. Мощный взрыв тряхнул стотридцатикилометровую станцию, как рука ребенка – подвешенную над кроваткой погремушку. Сектор перекосило, в стене появилась трещина в тридцать метров длиной. Рисс обнаружила, что куда-то летит, увидела, как мелкие дроны, кувыркаясь, разбиваются о поврежденную стену, увидела застывшего на месте богомола, вонзившего ноги в пол, на котором остались корявые борозды. Рисс попыталась получить информацию, одновременно стараясь вытащить из стены застрявший в железе яйцеклад.

«Данные недоступны».

В проемы ударил огонь, люк одного из шлюзов сорвало с петель и вынесло в космос. Тело сдавила тяжесть, что-то застонало, а потом все исказилось – Рисс сразу опознала ощущения, только принадлежали они той части ее разума, что абсолютно несопоставима с человеческой. Цех 101 совершил У-прыжок.

Цворн

Цворн ощущал силу и мощь и начал чувствовать нечто еще, когда зажили остаточные клеточные повреждения, пропущенные хирургическими приборами. Пересаженные ткани по-прежнему саднили, но боль лишь придавала блеск другим ощущениям, становившимся все острее и острее. Цворн резко повернулся навстречу появившемуся из своей каморки Врому, который нес громоздкий синтезатор органики с точным терморегулируемым пульверизатором и вентилятором наверху. Поставив прибор на пол перед Цворном, Вром поспешно попятился. Даже бесстрастный первенец чувствовал перемены в отце и понимал, что опасность лично для него возросла.

Цворн склонился над устройством, качнул новыми глазами на стебельках. Он добавил их после основной операции и жалел об этом, поскольку они, похоже, функционировали как-то неправильно. Осмотрев пульт, созданный для прадорских рук-манипуляторов, которые у него отсутствовали, он установил соединение через форс и свои контрольные приборы.

– Ну, расскажи мне о нем, – велел он, отчего-то не горя желанием включать штуковину.