Заводи кого угодно, только НЕ КРОКОДИЛА!

Каким-то образом о моем новом приобретении узнали киношники. На квартиру к нам нагрянула целая группа — снимать змею для кинохроники. Даже для установки глазка в объективе камеры был специальный человек. А поскольку он по большей части наводил этот глазок неправильно, то и съемку приходилось повторять несколько раз. Счетчик в квартире едва успевал отщелкивать киловатты электроэнергии, поглощаемой десятками ламп и юпитеров, но кинодеятели утешали меня: они, мол, оплатят все расходы. Конечно, дальше обещаний дело не пошло, да и вся затея, казалось, кончится ничем. Я уже успел забыть об этой истории, когда знакомые, ехидно ухмыляясь, сообщили: в кинохронике показали подборку документальных кадров на тему о том, каких только чудаков не встретишь в Будапеште. Один держит свинью в ванне, другой — гадюку в комнате.

По прошествии лет, умудренный опытом, я дал обещание родным, что не стану больше заводить в доме ядовитых змей. Да признаться по совести, за последнее время я и сам поостыл к ним. Я ближе узнал и полюбил тех животных, которыми питаются змеи (лягушек, ящериц и мелких млекопитающих), и мне неприятно видеть, как они душат или жалят свою добычу. Теперь я лишь иногда и то на короткое время приношу змей, чтобы сфотографировать.

Последнее в моей жизни происшествие со змеями случилось летом 1967 года. Я вернулся домой в обед. В нашем доме для жильцов из квартир без удобств оборудована общая уборная на третьем этаже. В тот день около нее столпилась группка старух и ребятишек и, когда я проходил мимо, мне показалось, что они прямо-таки ели меня глазами. Вдруг кто-то из ребятишек несмело крикнул мне вслед: «Дяденька, а бабушка говорит, будто в уборной змея!» Меня охватили недобрые предчувствия: накануне я принес домой медянку и поместил ее в пустом аквариуме, который прикрыл сверху тонкой стеклянной пластинкой. «Сейчас проверю, только портфель домой занесу!» — отговорился я и первым делом бросился к аквариуму. Конечно же, аквариум был пуст. Я возвратился к толпе жильцов и решительным шагом направился к уборной. Однако мне стало не по себе, когда я услышал укоризненный детский возглас: «Тетеньки с утра не решаются заходить в уборную!»

Я открыл дверь. В передней части помещения, у входа, стоял ящик, весь в пыли и паутине. Приподняв ящик, я обнаружил там медянку. Не без уважения смотрел я на змейку: ей пришлось преодолеть нелегкую преграду в виде пяти закрытых дверей, а затем метров восемь проползти по круговому балкону, чтобы опять-таки через закрытую дверь проникнуть в уборную. Когда я вышел в коридор с медянкой в руках, меня встретили сдержанным гулом неодобрения. «Наверное, ее вы имели в виду?» — небрежно бросил я, а сам заторопился было восвояси, но какой-то любознательный мальчонка преградил мне путь. «Это ядовитая змея?» — радостно спросил он. — «Какая там ядовитая!» — пробурчал я в ответ и погладил медянку по голове: пусть честной народ видит, что змея безобидная. Шустрый мальчишка тоже сразу потянулся ее погладить, на что глупая змея отреагировала крайне бестактно: чуть не оттяпала ему палец. Переполох, которым сопровождалось это ее деяние, был мне на руку — я постарался как можно скорее улизнуть домой.

Лутри

Утром 21-го июля 1954 года, когда я пришел в зоопарк, деревенские женщины предлагали ветеринару купить у них двух выдрят. Тот обещал им заплатить 300 форинтов при условии, что деньги они получат лишь в том случае, если малыши проживут хотя бы три недели. Женщины сказали, что лучше увезут выдрят обратно в Тисафюред.

Я догнал женщин на улице и попросил их принести животных к 11 часам в Институт паразитологии — я куплю одного. Денег у меня не было, но я надеялся, что Институт оплатит покупку. Однако надежды мои не оправдались. Тогда один из ведущих сотрудников Института сжалился надо мной и одолжил 100 форинтов, причем половину суммы даже не надо было ему возвращать. Я добавил к ним всю имеющуюся у меня наличность, составившую как раз 50 форинтов, и приобрел самочку, которая казалась мне поживее. Второй выдренок, хотя и был крупнее, все время спал, сжавшись в комочек.

Женщины рассказали, что на одном островке в окрестностях Тисафюреда несколько лет лежали сваленные в кучу доски; под этими-то досками и обнаружили две недели назад детенышей выдры. Глаза у них тогда еще не открылись, их кормили разбавленным коровьим молоком, а днем, как выразились женщины, выдрята «лежали на камне перед домом».

Я поместил выдренка в клетку. Вначале он пищал тоненьким свистящим голоском, а потом затих и уснул. Позднее мне с большим трудом удалось скормить ему через соску 20 граммов молока. К вечеру я отнес своего питомца в зоопарк на площадку молодняка и подложил его к сиамской кошке, которая, помимо двух собственных детенышей, взрастила и двух диких котят, а до этого были случаи, когда она выкармливала обезьянку и даже крысеныша. Правда, молока у нее сейчас не было, но они с выдренком лежали, прижавшись, и согревали друг друга.