Заводная

Наверху кричат. Белые кители выглядывают с крыши, наводят пружинные пистолеты. Диски летят вниз серебряным дождем, рикошетом выбивают искры, взрезают ее кожу. Страх придает сил. Эмико бросает себя на стеклянные двери. «Идеальна». Искры осколков вспарывают ладони. В облаке острого крошева она вваливается в чье-то жилище и бежит, превращаясь в размытое пятно в глазах изумленных людей — неимоверно медленных, словно замерзших.

Распахнув с лету очередную дверь, Эмико выскакивает в коридор, видит белые кители и мчит прямо сквозь толпу, слыша растянутые удивленные возгласы, к лестнице. Вниз, вниз, вниз по ступеням, оставляя преследователей и их крики позади, далеко наверху.

Ее кровь превратилась в жидкий огонь, пролеты пышут жаром. Перед глазами плывет. Споткнувшись, она приваливается к стене — даже горячий бетон холоднее ее кожи — и, оступаясь, бежит вперед. Слышен звук погони — возгласы и топот ботинок.

Вниз по спирали, сквозь кучки жильцов, распихивая перепуганных облавой людей. В голове от перегрева каша бредовых мыслей.

Крохотные капельки пота выступают через бессмысленно мелкие поры, но в горячем влажном воздухе чувства прохлады они не приносят. Девушка еще никогда не ощущала на себе влагу — только вечную сухость...

Она задевает кого-то, и человек отскакивает, испуганный жаром ее кожи. Эмико пылает. В толпе не скрыться: конечности мелькают, как у мультяшных персонажей в детских блокнотах, которые надо перелистывать веером, — стремительно, но так угловато, что люди не сводят глаз.

Протиснувшись в дверь, ведущую с лестницы, она выбегает в коридор и прислоняется к стене. В теле такое пекло, что почти невозможно разлепить глаза.

«Я прыгнула. Прыгнула».

Адреналиновый шок, смесь ужаса и амфетаминовой эйфории. Ее трясет — характерная дрожь пружинщиков. Все внутри закипает, накатывает слабость. Прижавшись к стене, она впитывает прохладу камня.

«Воды. Льда».

Сдерживая дыхание, Эмико пробует расслышать, где сейчас преследователи, но в голове шум и туман. Далеко ли уже убежала? Сколько пролетов осталось позади?

«Продолжай идти. Вперед!» — приказывает она себе и тут же падает.

Пол холодный. Воздух, вырываясь из легких, царапает горло. Ее топ разорван, на руках и плечах кровавые ссадины от стекла. Эмико вытягивает руки, растопыривает пальцы и прижимает ладони к камню — хочет впитать прохладу. Глаза закрываются.

«Вставай!»

Но сил уж нет. Еще одна попытка заставить сердце стучать тише, расслышать погоню, но трудно даже дышать. Ей так жарко, а пол такой холодный.

Девушку хватают — кто-то вскрикивает, — бросают, хватают снова. Кругом белые кители. Ее тащат вниз по лестнице, бьют, снова орут, но она благодарна этим людям, потому что знает — скоро окажется на улице посреди вечерней прохлады.

Их слова пролетают мимоущей, Эмико ничего не понимает; все вокруг — лишь неясные звуки и жаркая головокружительная темнота. Говорят не по-японски, значит, дикари, никто из них не идеален, как...

Внезапный поток воды заставляет ее закашляться, еще один заливает рот и нос.

Девушку трясут, бьют, что-то кричат в лицо, спрашивают, требуют ответов, потом хватают за волосы и суют лицом в ведро с водой — хотят покарать, утопить, убить, а у нее в голове лишь одно: «Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо». Ученые сделали ее идеальной: еще минута — и пружинщица, которую сейчас бьют и оскорбляют, остынет.

22

Белые кители повсюду: проверяют документы, патрулируют ночные рынки, конфискуют метан. Дорога через город заняла у Хок Сена несколько часов. По слухам, всех малайских китайцев поместили в башни к желтобилетникам и вот-вот отправят кораблями на юг, обратно за границу на милость зеленых повязок. Осторожно пробираясь тесными переулочками домой к драгоценностям и банкнотам, он жадно ловит каждый негромкий разговор, а вперед на разведку отправляет Май — ее местный говор не вызовет подозрений.

Уже темнеет, а до цели по-прежнему далеко. Украденные из «Спринглайфа» деньги лежат в сумке тяжелым грузом. Ему то кажется, что Май сдаст его кителям в обмен на часть награбленного, то он видит в ней свою дочь, которую надо защитить от грядущей беды.

«С ума схожу — надо же спутать глупую тайскую девчонку с собственным ребенком».

И все же Хок Сен доверяет этому хрупкому подростку, чьи родители были фермерами-рыбаками, и надеется, что Май, которая оставалась ему преданной даже когда он начал терять влияние на фабрике, не предаст и теперь, когда его преследуют.

Стало совсем темно.

— Почему вы боитесь? — спрашивает Май.

Старик пожимает плечами: ей не понять — слишком уж мала, — насколько запутанная сложилась ситуация. Для нее это пусть и жуткая, но всего лишь игра.

—  В Малайе, когда смуглые люди напали на желтых, происходило то же самое — все мгновенно переменилось. Откуда ни возьмись — религиозные фанатики: на головах зеленые повязки, в руках мачете... Так что осторожность совсем не помешает.