Теперь это чуждое небо принадлежало им. С ускорением
Ялда знала, что лишь немногие из них станут настоящими учеными и лишь немногие — учителями. Но даже если они просто передадут свои знания детям своих друзей, это будет способствовать укреплению общей культуры и даст гарантию, что в этом новом, необычном состоянии их потомки будут чувствовать себя спокойно и непринужденно.
А самым прекрасным в происходящем, — поняла Ялда, заново осознав ту мысль, которую привыкла воспринимать почти как нечто само собой разумеющееся — было то, что у каждой из этих соло и беглянок и каждой из женщин, имевших пару — вместе со своими ко, — будет шанс прожить свою жизнь без всякого принуждения и найти применение своим талантам, не будучи связанными традициями старого мира.
Забудь о гремучих и ортогональных звездах. Уже ради этого стоило трудиться, не жалея сил.
Глава 16
Пристегнутая ремнями к своей скамейке на навигационном посту, Ялда отсчитывала паузы. Раньше эта честь выпадала Фридо или Бабиле, но на этот раз, зная, что другой такой возможности у нее уже не будет, Ялда решила взять эту роль на себя.
— Три. Два. Один.
Последовавшая за этим разрядка была хорошим знаком; любое внезапное, ощутимое изменение указывало бы на какую-то серьезную проблему. Прежде, чем Ялда вообще смогла что-то заметить, часы успели отсчитать еще два маха — и даже после этого ее продолжали мучить сомнения; намеки на головокружение, потерю равновесия могли оказаться всего лишь упреждающей реакцией. Уменьшение потока либератора под контролем механиков происходило мучительно медленно; чтобы полностью остановить двигатели, потребуется целый курант.
— Ты это слышишь? — спросил Фридо.
— Слышу что? — Бабила подняла голову, чтобы прислушаться.
— Гору, — ответила Ялда. За ударами двигателей она смогла расслышать низкий скрип, который проникал сквозь потолок. Гора потеряла лишь небольшую часть своего веса, но ее структура уже начала меняться — растягиваясь под уменьшающейся нагрузкой. Ничего плохого в этом не было; лучше пережить эту перестройку сейчас, чем откладывать ее до более позднего этапа, на котором вся энергия будет высвобождена в ходе резкого переходного процесса.
Через четыре маха после остановки двигателей Ялда была готова поклясться, что у нее на спине стала неметь кожа — и даже знание настоящей причины, по которой ее чувства говорили о понижении давления, не делало эту иллюзию менее убедительной. На отметке в семь махов ее убывающий вес начал вызывать вспышки паники, во время которых ей — на мгновение — казалось, что под ней осела скамейка. Теперь двигатели издавали странное и мягкое постукивание; гора над ними умолкла. Впервые с момента запуска она смогла расслышать тиканье часов в противоположной части каюты.
Бабила повернулась, и вытошнила свой последний обед, предусмотрительно позаботившись о том, чтобы он не попался на глаза ее коллегам — правда, на полу это месево, скорее всего, долго не продержится. Уже не надеясь примирить друг с другом видимую устойчивость каюты с тревожным ощущением, что все вокруг так и норовит куда-то ускользнуть, Ялда закрыла глаза. Она поймала себя на мысли, что пытается представить, как выглядит
Она приготовилась к удару, жертвой которого, должно быть, пришлось стать каждому из ее предков, имевших несчастье испытать точно такое же ощущение резкого падения. В том, что падение так и не наступило, не было ничего удивительного, хотя облегчения это тоже не принесло; страх получить травму ни за что не хотел ее отпускать.
Тихо рокоча, Ялда лежала на скамейке в ожидании хоть каких-то изменений. Наконец, она достаточно свыклась со своим страхом, чтобы открыть глаза и оглядеться. Фридо сидел, сняв с себя большую часть ремней; Ялда сделала то же самое — хуже не стало. Даже больше того, эти действия принесли ей облегчение, доказав, что она по-прежнему способна контролировать свое тело.