Ялда не знала, что ответить. По правде говоря, когда она впервые стала обсуждать эту идею с несколькими коллегами, она не относилась к ней на полном серьезе. Это была всего лишь смелая гипотеза, взятая с потолка — к тому же, — думала она, — чересчур заумная, чтобы грозить паникой.
— Возможно, для начала ты могла бы кое-что мне объяснить, — сказал Евсебио. — Несколько лет назад ты выступала с докладом, на котором рассказывала, что космос имеет форму плоского четырехмерного тора. Но тогда… если ты проследишь, как развивается во времени некоторый пучок историй, то разве они не будут все время оставаться более или менее параллельными? И когда они встретятся друг с другом, разве они не замкнутся в обыкновенную петлю? — Он нарисовал двумерную версию — сначала в виде квадрата, — а затем скрутил ее так, чтобы искусственные края склеились друг с другом.
— Плоский тор — всего лишь идеализация, — объяснила Ялда, — простейший случай, при котором уравнение световой волны имеет хорошие решения. Топология космоса может оказаться более сложной, а геометрия — отличаться от плоской. А может быть, истории миров, в отличие от твоего рисунка, не были сосредоточены внутри узкого пучка; в конечном счете истории действительно должны соединиться друг с другом, но это не обязательно произойдет так
Ялда изобразила схематичный рисунок, иллюстрирующий эту идею. — Я не буду обматывать эту фигуру вокруг тора, но ты и без того можешь представить возможные последствия, к которым приведет наложение этих двух ветвей.
— Получается, первородный мир взрывается и в сторону будущего, и в сторону прошлого? — восхищенно прощебетал Евсебио с долей скептицизма в голосе.
— Я знаю, что это звучит странно, — согласилась Ялда, — но если первородный мир — это состояние, в котором энтропия достигает минимального значения, то взрыв будет одинаково допустимым в обоих направлениях. Представь себе, что космос заполнен огромным клубком беспорядочных нитей — историй всех материальных частиц — а затем потребуй, чтобы
— Детали — это отдельный вопрос, — сказал Евсебио. — Если космос конечен — а именно на это указывает уравнение световой волны — гремучие звезды в потенциале могут оказаться предвестником кое-чего посерьёзнее.
—
— Если не считать того, что объяснить
— Да, — ответила Ялда, — но удастся ли нам измерить разницу в скорости всего за несколько лет — это уже другой вопрос. Даже оценить эту скорость было не так-то просто.
Евсебио это не убедило. — А почему, собственно говоря, разница в скорости должна быть такой неуловимой? Я могу представить, как вокруг взорвавшегося мира образуется волна высокоскоростной пыли, за которой следует залп более медленных камней. Но если эта гипотеза действительно все объясняет, разве изменение скорости не должно бросаться в глаза так же сильно, как разница в размерах?
— Возможно, — согласилась Ялда.
— Посредник, от которого я узнал о твоей теории, дал понять, что ты в общих чертах предсказала это, — он указал на разноцветные следы, заполнившие собой небо, — почти два года тому назад. Скопление миров и звезд, очень похожее на то, в котором, по всей видимости, находимся и мы сами, должно быть окружено ореолом мелкодисперсной пыли. По мере продвижения вглубь его границ, мы можем ожидать появления более крупных объектов.
— Узнать точную структуру этого скопления довольно сложно, — сказала Ялда. — Мы не знаем, как происходил распад миров, не говоря уже о долговременном воздействии гравитации и столкновениях между самими фрагментами.
— И тем не менее, — настаивал Евсебио, — утверждение о том, что разреженная пыль будет расположена по краям, а более плотная материя — в глубине,