Заводной апельсин. Вожделеющее семя

– Совершенно невозможно, – твердил Тристрам.

– Если ты не хочешь рагу, – исходя голодной слюной, проговорил Фрити, – я буду тебе очень обязан, – и быстро придвинул к себе тарелку Тристрама.

– Нечестно! – упрекнул Фрити Бутчер. – Надо разделить поровну. А так это натуральное чревоугодничество.

Они принялись перетягивать тарелку, расплескивая рагу по столу.

– Я думаю, мне лучше пойти домой, – сказал Тристрам.

– Давай, – поддержал его Адэр. – Ты, видимо, заболеваешь. Подцепил что-то.

Тристрам встал из-за стола и неверной походкой пошел отпрашиваться у Уилтшира.

В схватке за рагу верх взял Бутчер, и теперь с победным видом шумно втягивал его в себя прямо через край тарелки.

– Обжорство, вот как это называется, – рассудительно проговорил Хейзкелл-Спротт.

Глава 4

– Но как это могло получиться? – кричал Тристрам. – Как? Как? Как?!

Два шага до окна, два обратно, до стены, руки нервно сцеплены за спиной.

– Никакое средство не дает стопроцентной гарантии, – проговорила Беатриса-Джоанна, спокойно сидевшая в кресле. – А может быть, была диверсия на заводе контрацептивов.

– Чушь какая! Абсолютная и совершенная чушь собачья! Вот такая твоя легкомысленная фраза – она типична, она полностью характеризует твое отношение к происшедшему! – кричал Тристрам, повернувшись к Беатрисе-Джоанне.

– А ты уверен, – спросила Беатриса-Джоанна, – что действительно принял таблетки в тот памятный день?

– Конечно. Совершенно уверен. Мне бы никогда в голову не пришло так рисковать.

– Да, верно. Тебе бы не пришло. – Беатриса-Джоанна покрутила головой, промурлыкав: «Примите таблетку, не нужно рисковать». Потом она улыбнулась Тристраму: – Из этой строчки можно сделать неплохой лозунг, не правда ли? Ах да, теперь нас не лозунгами воспитывают. Теперь у нас Большая Дубинка.

– Это совершенно в голове не укладывается, – взволнованно говорил Тристрам. – Если только…

Он наклонился к Беатрисе-Джоанне.

– Но ведь ты этого не сделала, ведь не сделала?! Ты не могла быть настолько испорченной, безнравственной, злой, чтобы сделать это!

Слова августинской эпохи. Тристрам схватил жену за руку.

– У тебя есть кто-нибудь еще? – выпалил он. – Говори правду! Обещаю тебе, что не буду сердиться! – прокричал Тристрам сердито.

– О, не будь глупцом, – проговорила Беатриса-Джоанна совершенно спокойно. – Даже если бы я захотела изменить тебе, с кем бы я могла это сделать? Мы никуда не ходим, ни с кем не дружим. И я решительно возражаю, – продолжала она с сердцем, – против того, чтобы ты говорил такое. Даже думал. Я была верна тебе со дня женитьбы, и вот какую признательность и благодарность я получила за свою верность!

– Я должен был принять таблетки, – проговорил Тристрам, напрягая память. – Я помню, когда это было. Это было в тот день, когда бедный малыш Роджер…

– Да, да, да!

– Я только что поужинал, и я помню точно, что ты предложила…

– Нет, Тристрам, нет. Это не я предложила. Это точно не я предложила.

– … и я хорошо помню, как я опустил аптечку с потолка, и что я…

– Ты был пьян, Тристрам. От тебя просто несло алком. Тристрам потупился.

– Ты уверен, что принял те таблетки? Я же не проверяла. Ты ведь все всегда лучше знаешь, дорогой, – разве нет? – Ее натуральные зубы блеснули в саркастической улыбке. – Во всяком случае, мы имеем то, что имеем. Вероятно, это был неожиданный приступ «вожделения отцовства».

– Где ты подцепила это выражение? – сверкнув глазами, спросил Тристрам. – Кто это тебя научил?

– Ты, – вздохнула Беатриса-Джоанна. – Ты иногда употребляешь это выражение.

Тристрам смотрел на нее с изумлением.

– В тебе, должно быть, много чего есть от еретика. В твоем подсознании, во всяком случае. Ты говоришь во сне, ты это знаешь? Я просыпаюсь от твоего храпа, а ты, будучи уверен, что стоишь перед аудиторией, говоришь. Ты испорчен не меньше меня, но по-своему.

– Вот как…

Тристрам рассеянно окинул взглядом комнату, ища, куда бы сесть. Беатриса-Джоанна нажала кнопку, и второй стул с урчанием выполз из стены.

– Спасибо, – механически поблагодарил Тристрам. – Как бы это ни случилось, – проговорил он, усаживаясь, – ты должна избавиться от ребенка. Придется тебе попить какое– нибудь лекарство. Не вздумай тянуть до тех пор, когда уже придется обращаться в Центр Абортов. Это будет позор. Ведь это почти то же самое, что нарушить закон. Вот что значит безответственность, – проворчал Тристрам. – И отсутствие самоконтроля.

– Ах, я не знаю, что делать. – Беатрисе-Джоанне была совершенно безразлична вся эта трагедия. – Может быть, все не так плохо, как ты думаешь. Это я о том, что имеют же люди детей сверх нормы, и ничего страшного с ними не происходит. Мне дано право иметь ребенка, – проговорила она уже с большим чувством.

– Это Государство убило Роджера. Это Государство позволило ему умереть.

– Какая чушь! Ведь мы уже говорили с тобой об этом. Ты, похоже, не можешь понять, по своей глупости, что обстановка изменилась, обстановка изменилась!

Тристрам подчеркнул последние слова, похлопывая Беатрису-Джоанну по колену.