Заводской район

Жанна показала на уши: не слышно. Потом вверх: там поговорим.

После подвала воздух стержневого участка показался чистым и приятным.

— Двадцать седьмую ленту завалило, — сообщила Жанна, отряхиваясь. — Уже разгребают.

— Почему вторые бегуны стоят?

— Ой, — сказала Жанна, — стоят?

Ругать Жанну — себе дороже. Один раз Тоня не сдержалась, так та проплакала весь день, подала заявление об уходе. Они работают на пределе. Подмены нет. Вот не вышла сегодня на работу земледел Гринчук, некого поставить вместо нее, и стоят вторые бегуны.

— Туннельщицу поставь, — сказала Тоня.

— Все же ленту разгребают…

— Ладно, ты занимайся лентой, я поищу человека.

Тоня побежала в гардероб, надеясь застать кого-нибудь из третьей смены. В гардеробе было пусто и тихо, но в душевой шумела вода, и Тоня заглянула туда.

Утром в душевой холодно. От горячей воды поднимается пар, оседает крупными каплями на потолке и вспухшей краске труб. Под душем замерла разомлевшая худая женщина с выпяченным животом. Прибитые водой длинные жидкие волосы закрывали лицо, только торчал остренький кончик носа.

— Федотова, ты?

Женщина вздрогнула от неожиданности:

— Хто гэта?

Она потеряла равновесие, отступила в сторону, и вода забарабанила по плиткам пола. Женщина нащупала рукой гладкую стену, тряхнула головой, откидывая волосы. Их блестящие мокрые пряди на мгновение открыли мигающий глаз и снова сомкнулись.

— Антони-и-ина…

— Ты что, беременна? — удивилась Тоня.

— Ну…

Может быть, потому и моется так поздно, чтобы никто не видел?

— Как же это тебя угораздило? — спросила Тоня, обдумывая в это время, как ей уговорить Федотову.

Место в общежитии та недавно получила, отгулом и приплатой ее не соблазнишь, да и где ее взять, приплату… Нелегко вытащить человека из-под душа после ночной смены снова в цех.

— А чаго? — откликнулась Федотова. — Или у меня пуза бракованноя?

— Ты уж как скажешь, — фыркнула Тоня.

Не рассмеяться значило потерять налаживающийся между ними контакт. Сколько ее помнила, эта маленькая юркая женщина долгом своим почитала всех смешить. Себя не жалела, равно радовалась и смеху над своими шутками, и смеху над собой. Это уж Тоне особенно повезло — встретить в душевой именно Федотову.

— Гринчук сегодня на работу не вышла, — осторожно сказала она.

— Мабыть, осложнение, — покачала головой Федотова со всегдашней своей готовностью пожалеть. — Вот Галина…

Тоне некогда было сейчас говорить о Гринчук.

— Вторые бегуны стоят. Цех остановим.

Федотова пригорюнилась. Тоне было скверно, словно она у ребенка обманом игрушку отбирала. Если б та умела отказывать…

— Ты ж знаешь, за мной не пропадет. Выручи сегодня, а?

Женщина под душем ответила вяло:

— Добра, Антонина. Я зараз прыду.

И обещать ей ничего не пришлось.

Тоня торопливо переоделась в гардеробе в рабочее белье и платье, натянула сверху черный халат и побежала на участок. Не дожидаясь Федотовой, включила вторые бегуны, сама встала за пульт.

И у Федотовой любовь. Такая болтливая, а вот не рассказывает.

Эстакада с лентами отгораживала площадку бегунов от остального участка, сквозь стальной переплет Тоня видела, как у конторки топчется технолог Валя Тесов, разыскивает ее. Опять будет приставать со своей селитрой. Тоня надеялась, что он не заметит, но он заметил и, нырнув под ленты, оказался рядом.

— Привет, Антонина, хошь анекдот?

— Хочу, — сказала и тут же пожалела: мало ли что он может ляпнуть, потом не знаешь, что и ответить.

— А ты мне что за это? Селитру попробуешь?

Он всегда начинен новыми идеями. Всякими — и хорошими и нелепыми, где уж Тоне разбираться. Теперь у него идея сэкономить щелок в смеси за счет добавок селитры.

— Не нужен мне твой анекдот, только отстань с селитрой, — сказала она.

— Антонина, ты не понимаешь. Двадцать пять процентов щелока экономим! Давай рацию кинем. Кучу денег загребешь.

«Рацию кинуть» — значит рационализаторское предложение написать. Тесов приглашав в соавторы — не только из корысти, но и по дружбе.

— Кстати, — вспомнила Тоня. — Одолжи до получки.

— Сколько? — Он забренчал мелочью в кармане.

Она только рукой махнула. Ей нужно было тридцать рублей. Жанна вчера предложила английские туфли — самой велики, — а теперь Тоня подумала: отчего не сделать себе подарок? Тридцать пять лет…

— Антонина, так пишем рацию? Деньги же сами в руки плывут!

— Ну да, получу десятку…

— Полсотни!

— Ну полсотни, а потом срежут нормы на щелок, как работать буду? Вдруг в один прекрасный день селитру твою не завезут? Зачем мне лишние хлопоты?

На это Вале нечего было возразить.

— Частный собственник ты… Негосударственно мыслишь… Лишь бы себе спокойнее.

— Твоя селитра революцию не сделает. Научно-техническую.

— У тебя, Антонина, неправильное представление о революции.

— Иди себе, Тесов, куда шел.

— Со всеми вытекающими последствиями.

— Иди, иди.

Тоня сегодня еще не была у пескодувок, она спешила, но Валя не отходил:

— Ладно, слушай анекдот. Даром рассказываю. Важник утром накрутил хвост моему начальнику — брак-то в марте вверх полез, и тот теперь сидит, сочиняет. Что бы ты думала?

— Проект распоряжения?