Читаем Заводской район полностью

Позвонил из цеха Васильев, кричал, что кончился ферросилиций, Важник послал его к черту и повесил трубку. Однако подумал, что Васильев не сможет одолжить ферросилиций у стальцеха, позвонил в стальцех, все уладил и откинулся на подушку со смешанным чув­ством гордости и обиды за себя.

А ведь Грачев первый заметил и оценил его. Именно Грачев по­ставил его начальником крупнейшего на заводе, почти в две тысячи человек, цеха. Да и кто бы потянул тогда, кроме Николая Важника? Положение было тяжелым, цех давно перекрыл проектную мощность, а план рос с каждым годом. Что ж, он требовал от людей столько, сколько давал сам, многие ушли, но цех выкарабкался из заколдован­ного круга. Он умел платить, знал дело, работал по тринадцать — че­тырнадцать часов в сутки. Он крепко стоял на ногах и сорвался из-за пустяка. Это было год назад.

В последние дни квартала, когда все в цехе натянуто до предела (порвись где-нибудь — и план полетит к черту), ночью пришел элек­трик пьяный и сорвал полсмены. Да еще потом явился в кабинет с разговорами по душам... Погорячился Николай, схватил стул и через весь кабинет...

Как ему теперь явиться в партком? Счастье еще, что промахнулся. Ему, конечно, что надо и что не надо вспомнили. Исключили из пар­тии, сняли с работы, опять мастером поставили. Против воли своей стал начальником Шемчак, сутками в цехе сидел, последние силы тратил, но чего-то ему не хватало. «Лентяй ты»,— сказал ему Николай. Шемчак не поверил, а Важник не смог объяснить, что время, нервы, здоровье — этого цеху мало, что, кроме этого, нужно отдать цеху всю силу воображения, без которого проницательность невозможна и ко­торое обеспечивается лишь сильным чувством.

Продержался Шемчак несколько месяцев, и пошло все вкривь и вкось. А когда отстали от плана на трое суток, когда сменил Шем­чака другой начальник, но дело не улучшилось, поставил Грачев опять Важника. И вот на тебе... Нервы.

Уже в сумерках, когда он забылся, в прихожей раздался звонок. Говорили тихо, он пытался узнать голос, угадывая, и наконец позвал брата:

— Иван, я не сплю.

— Ого-го! — Иван обрадовался и, проскрипев через две комнаты сапогами, протянул руку: — Держи краба. Говоришь, помирать наду­мал?

— Да вроде нет,— усмехнулся Николай.— Успеется.

— А то смотри.

Вот кому хорошо все рассказать..

— ...я, помимо разговоров, восемнадцать писем директору напи­сал: нет людей. Увольняются, подаются в колхозы. Чем там лучше, тем мне тяжелее. За два месяца девяносто человек ушли, а принято двенадцать. Что-то я не то делал. Осложнились отношения. Мне, между прочим, РКК тридцать рублей штрафа всобачила за наруше­ние закона: по две смены некоторые вкалывали. Вычли из зарплаты.

И чувствую я — уже не верят в меня. А это самое страшное. Послед­ние два месяца я на одних тяжеловесных деталях выезжал, все на­деялся, что положение изменится. И есть же выходы! Можно было бы с зарплатой многое сделать, да у меня сколько предложений есть, решать надо, решать! Я Грачеву звоню в кузницу: «Решать надо!» «На то вы и начальник цеха, чтобы решать». Слова!! Будто он так мне и позволит... Тут я не выдержал: «Вы или не хотите, или не мо­жете разобраться! Какой же вы директор! За что деньги получаете?»

— Так и сказал?

Николай промолчал. Про деньги он Грачеву не сказал, только по­думал, но ведь все равно.

— За что, говоришь, деньги получаете? — захохотал Иван.— И бац — заявление на стол?! Хорошо-о...

Николай слабо улыбнулся. Может быть, и впрямь хорошо? А Иван, отсмеявшись, задумался: хорошо-то хорошо, но...

— И куда ты теперь?

— К тебе пойду, на овощи. Витамин «цэ».

Странно, но об этом Николай еще не думал. Он все еще не мог поверить, что с цехом покончено навсегда, как не мог бы усилием воли заставить себя умереть и родиться в новой роли.

Иван, как видно, заволновался.

— А все-таки, как ни крути, Грачев — сукин сын! — Он вопроси­тельно поглядел на брата.

— Найду куда идти,— сказал Николай.— Заводов много. Бугров, например, всегда к себе возьмет. Правда, не литейщиком, снабжен­цем..

Ивану этого достаточно. Действительно, чтобы такой человек, как брат его, пропал? Такие люди на дороге не валяются!

— Только не снабженцем.— Он повеселел.— Снабженцем ты ху­же делов наделаешь, поверь, сырое это у нас дело.

— А ты?

— Я — другое. Я везде смогу.

— Отчего ж ты такой.. шустрый?

— Это я-то? Шутишь. Ты у нас шустрый. С тобой же драться боялись: ничего перед собой не видишь, ничего не чувствуешь, моло­тишь кулаками — психованный. Вот и теперь. Директор тебя трогал? Нет. Но ты потерпеть не можешь... Психованный!

Иван попал в точку, брат думал о том же. Много, обидно много он ошибался. Бугров звал его к себе, но кто его теперь возьмет с такой трудовой книжкой? Статья сорок семь «в» — не справившийся с работой...

Кажется, он думал вслух.

— Ну, статью ты через прокурора изменишь.— Иван махнул ру­кой.— Переходящее знамя в цехе, премии...

Николай промолчал. На овощной базе не знают, что прокурату­ра не принимает дел по увольнению начальников цехов, откуда Ива­ну это знать.

— Да, конечно,— подтвердил он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза