Она видела только одно: что возлюбленный все еще ей верен, несмотря на частые разлуки и призрачную надежду когда-нибудь сочетаться с ней браком. Она не подозревала, что сердцем Гарольда с каждым днем все больше овладевает честолюбие, которое под конец может вытеснить даже любовь к ней!
Прошло несколько месяцев, а герцог Вильгельм не отвечал на требование короля и Гарольда. Совесть сильно упрекала последнего за то, что он так мало обращает внимания на просьбу умершего брата и слезы матери.
После смерти Годвина его жена удалилась в провинцию, и поэтому Гарольд сильно удивился, когда она в один прекрасный день внезапно явилась к нему в Лондон. Он стремительно кинулся ей навстречу, желая обнять, но она с грустью отстранила его от себя и, опустившись на колени, произнесла:
— Смотри, Гарольд, мать просит сына о сыне. Я стою перед тобой на коленях, умоляя сжалиться надо мной… Несколько лет, которые казались мне бесконечными, я томилась… грустила о Вольноте… разлука с ним длилась так долго, что он теперь и не узнает меня — так переменилась я от тоски и горя. Ты послал Малье к Вильгельму и сказал мне: «Жди его возвращения!» — я ждала. Потом ты утешал меня, что, отдав тебе письмо Свена, герцог не будет больше противиться выдаче заложников. Я молча преклонилась перед тобой, как преклонялась пред Годвином… До сих пор я не напоминала тебе о твоем обещании: я осознавала, что Англия и король в последнее время имели на тебя больше прав, чем мать. Но теперь, когда я вижу, что ты свободен, что ты исполнил свой долг, я не хочу больше ждать… не хочу довольствоваться бесплодными надеждами… Гарольд, напоминаю тебе твое обещание!.. Гарольд, вспомни, что ты сам поклялся вернуть мне Вольнота!
— Встань, встань, матушка! — воскликнул растроганный Гарольд. — Долго длилось твое ожидание, но теперь я сдержу свое слово; сегодня же я буду просить короля отпустить меня к герцогу Вильгельму.
Гита встала и, рыдая, кинулась в распростертые объятия Гарольда.
Глава IV
В то самое время, когда происходил разговор между Гитой и Гарольдом, Гурт, охотившийся недалеко от римской виллы, решил посетить пророчицу.
Хильды не было дома, но ему сказали, что Юдифь находится в своих покоях, а Гурт, который скоро сам должен был соединиться с избранной им девушкой, очень любил и уважал возлюбленную брата. Он пошел в комнату, где, по обыкновению, сидели за работой девушки, на этот раз вышивавшие на ткани из чистого золота изображение разящего всадника. Пророчица заказала хоругвь для графа Гарольда.
При входе тана смех и песни служанок сразу умолкли.
— Где Юдифь? — спросил Гурт, увидевший, что ее тут нет.
Старшая из служанок указала на перистиль, и Гурт отправился туда, предварительно полюбовавшись прекрасной работой.
Он нашел Юдифь, сидевшую в глубокой задумчивости у римского колодца. Заметив его, она вскочила и бросилась к нему с громким восклицанием:
— О, Гурт, само небо посылает тебя ко мне! Я знаю… чувствую, что в эту минуту твоему брату Гарольду угрожает страшная опасность… Умоляю тебя: поспеши к нему и поддержи его своим светлым умом и горячей любовью.
— Я исполню твое желание, дорогая Юдифь, но прошу тебя не поддаваться заблуждению, под влиянием которого ты сейчас говоришь. В ранней молодости я тоже был суеверен, но уж давно освободился от него… Не могу выразить, как мне горько видеть, что детские сказки Хильды завлекли даже Гарольда, так что он, прежде говоривший только об
— Увы, — ответила Юдифь, с отчаянием ломая руки, — разве можно отразить удары судьбы, стараясь не замечать ее приближения?.. Но что же мы теряем драгоценные минуты? Иди, Гурт, дорогой Гурт!.. Спеши к Гарольду, над головой которого собирается черная, грозная туча.
Гурт больше не возражал и пошел к своему коню, между тем как Юдифь осталась у колодца.
Он прибыл в Лондон как раз вовремя, чтобы успеть застать брата и проводить его к королю, поздоровавшись наскоро с матерью. Желание Гарольда посетить герцога Норманнского не внушило сначала ему никакого опасения, а хорошенько обдумать слова брата он не успел, потому что их поездка продолжалась всего несколько минут.
Эдуард внимательно выслушал Гарольда и так долго не отвечал, что граф подумал, что, по обыкновению, он погрузился в молитву, но ошибся: король с беспокойством вспомнил неосторожные обещания, данные им в молодости Вильгельму, и прикидывал, какие могут произойти от этого последствия.
— Так ты дал матери клятву и желаешь сдержать ее? — спросил он наконец Гарольда.
— Да, государь, — ответил Гарольд отрывисто.
— В таком случае я не могу удерживать тебя, — сказал Эдуард, — ты — мудрейший из всех моих подданных и, конечно, не сделаешь ничего необдуманного. Но, — продолжал король торжественно и с очевидным волнением, — прошу тебя принять к сведению, что я не одобряю твоего намерения: я предвижу, что твоя поездка к Вильгельму повлечет за собой большое бедствие для Англии, а для тебя лично будет источником великого горя… Удержать я тебя, повторяю, не могу.