Завоевание Англии норманнами

Несомненно все же, что англичане времен Завоевателя занимали весьма скромное место в истории цивилизации. Как нация, они с готовностью отвечали на нормандское стимулирующее воздействие, однако сами норманны никогда не имели такой хорошей возможности выработать собственные жизненные идеи и добиться достижений, как на английской земле в первые сто лет после завоевания. Во многих отношениях раса саксов обладает более великими и надежными качествами, чем какая-либо другая: стабильность, стойкость, самообладание, предприимчивость — все это присуще им. Тем не менее норманны превзошли их в своей склонности к великим предприятиям и любви к определенному порядку вещей, изысканности в социальной жизни и искусствах. В действительности нам ничего не остается, как повторить то, что уже однажды было сказано: "Без них Англия была бы механической, не артистической, храброй, но не рыцарской, обителью знаний, но не мысли".

Также зачастую игнорировалось влияние пятисотлетних контактов между римской цивилизацией и саксонскими обитателями Великобритании. Безусловно, расе англосаксов пришлось выдержать много испытаний. С одной стороны, верно, что становление Англии было более значимым для мира и более ценным, чем любая демонстрация нормандских способностей, но давайте не будем забывать, что многое из лучшего, что было присуще английской национальной жизни, пришло скорее от ее норманнских, чем от саксонских элементов. Англия — колонизатор, Англия — страна интеллектуального и социального прогресса, Англия — воспитатель идей и рыцарской гуманности, — является норманнской Англией, а саксонское влияние чаще тянуло ее назад с угрюмым удовлетворением и упрямством, чем призывало вперед, к более высоким рубежам. Сила сдерживания необходима для стабильности королевства, но не настолько, как "слава продвижения вперед". Влияние норманнских элементов сделало Англию более великой нацией, чем она была.

Подходя к концу повествования о норманнах, слишком легко втянуться в разговор об уроках норманнской истории и впасть в бесконечные обобщения. Однако стоит чуть пристальнее взглянуть на времена Генриха Боклерка, когда Роберт, под тенью своего герцогского имени проводит долгие мрачные годы в темнице, вновь получив достаточно времени для того, чтобы вспоминать впустую потраченные годы своей юности и свою свободу, в то время как Генрих тщательно готовил заговоры и строил планы, чтобы продолжить пребывание своей семьи на троне Англии и Нормандии лишь для того, чтобы испытывать разочарования при каждом новом повороте судьбы. Его сын, в веселой компании возвращаясь из Франции на белом корабле, пропадает со всеми своими лордами и дамами. Люди, узнав эту новость и не осмеливаясь рассказать о ней королю, послали рыдающего мальчика в королевские апартаменты, и тот пробормотал историю о кораблекрушении. Какое проявление "человечности"! Король никогда не улыбался с тех пор, но продолжал строить заговоры и осуществлять королевские замыслы, "будучи последним из тех великих норманнских королей, которые со всеми своими пороками, жестокостью и страстями проявили и большой талант в умении организовывать и приспосабливаться и направляли Англию мудрой, если не сильной, рукой в дни ее юности. Своей инстинктивной, хотя и эгоистичной, любовью к порядку они вымостили дорогу для окончательного подъема более стабильного и тем не менее свободного правления".

В действительности последним норманнским герцогом Нормандии был тот молодой принц Вильгельм, который утонул на белом корабле вдали от порта Барфлер, которого Генрих наделил герцогством и которому знать едва успела оказать почести. После его смерти сын Роберта заявил о своем праве быть преемником, и большая часть норманнов поддержала его права. Король Франции открыто выказывал ему симпатию, но тот умер от ран, полученных в сражениях. И вновь Генрих, избавленный от соперника, сочинил тщательно продуманный рассказ о происхождении своей дочери Матильды, которую он выдал замуж за Жоффруа Плантагенета, сына графа Анжуйского. Но, несмотря на все это, после смерти короля закон о престолонаследии был слишком неопределенным, чтобы предоставить его дочери бесспорные права. Наследственный титул все еще не был независимым от выборов, проводимых знатью, и права Матильды были отвергнуты многими. Были войны и беспорядки, слишком запутанные и мрачные, чтобы их повторять. Стефан, граф Булони, сын того графа Блуа Стефана, который женился на дочери Вильгельма Завоевателя Аделле, незаконно захватил трон Англии, и Англия и Нормандия погрузились в мрачные времена анархии. И по мере того как новое правление переходило в этом явно невыгодном междуцарствии от двора Блуа к Анжу, так и Нормандия уже больше не казалась Нормандией. Ее жизненные силы растеклись по разным руслам, и это уже история Англии, Франции и Нидерландов, где можно искать дальнейшее воздействие норманнского влияния.

Заключение