Завоевание Англии

— Конечно, имеет, и, наверное, его заветное желание исполнится, если он только будет действовать похитрее… Лучше всего, если ему удалось бы расположить Гарольда в свою пользу.

— Это все прекрасно, но главное затруднение состоит в том, что англичане чрезвычайно недолюбливают норманнов и будут сопротивляться Вильгельму всеми силами.

— Верю; но эта война закончится после одного сражения, потому что у англичан нет ни крепостей, ни гор, которые позволили бы им долго обороняться. Кроме того, скажу тебе, приятель, здесь все прогнило. Королевский род закончится вместе с Эдуардом, останется только ребенок, которого никто не считает наследником престола; прежнее надменное дворянство тоже перевелось, и исчезло уважение к древним именам; воинственный пыл саксов почти убит подчинением священнослужителям, не храбрым и ученым, как наши, а трусливым и неграмотным… Затем жажда денег уничтожила всякое мужество; владычество датчан приучило народ к иноземным властителям, и Вильгельму стоит только дать обещание, что он будет хранить древние законы и обычаи саксов, чтобы стать королем, как доблестный Канут. Англо-датчане могли бы его несколько потревожить, но мятеж даст ему предлог укрепить всю страну крепостями и замками и сделать из нее военный лагерь… Любезный друг, наверное, нам еще доведется поздравить друг друга; тебя могут назначить правителем какой-нибудь богатой английской области, а меня бароном обширных английских поместий.

— Пожалуй, что ты и прав, — весело произнес Гильом. — Когда настанет этот день, по крайней мере можно будет повоевать за нашего благородного повелителя… Да, ты прав, — повторил он, указывая на полуразвалившиеся стены кельи, — все здесь дряхло и прогнило; спасти государство может только Вильгельм, или…

— Или кто?

— Граф Гарольд. Ты отправляешься к нему, и потому скоро сам будешь иметь возможность судить о нем.

— Постараюсь судить осторожно, — ответил де Гравиль.

Сказав это, рыцарь обнял друга и снова отправился в путь.

Глава VII

Малье де Гравиль был человек чрезвычайно ловкий и хитрый, как и большинство норманнов.

Но как он ни старался по пути из Лондона в Валлис выведать от Сексвольфа все подробности о Гарольде и его братьях, он все-таки не в силах был преодолеть упрямство или осторожность сакса.

Сексвольф во всем, что касалось Гарольда, имел обостренное чутье. Он догадывался, хотя и не мог объяснить себе почему, что норманн имел какие-то виды на графа и чего-то добивался этими простодушными с виду вопросами.

Упрямое молчание сакса или грубые ответы, когда речь шла о Гарольде, составляли резкий контраст с его откровенностью, пока беседа ограничивалась обыкновенными происшествиями или рассказами о саксонских нравах и обычаях.

Наконец, рыцарь решил отступить и, видя, что ему не извлечь больше ничего от сакса, изменил свою деланную вежливость на норманнскую спесь.

Он ехал впереди сакса, окидывая местность взглядом опытного воина и радуясь, что крепости, которые защищали марки от враждебных кимров, были недостаточно сильны.

На третий день после встречи с Гильомом, рыцарь очутился, наконец, в диких ущельях Валлиса.

Остановившись в тесном проходе, который с обеих сторон окружали серые, угрюмые скалы, сир де Гравиль подозвал своих слуг, надел кольчугу и сел на боевого коня.

— Ты напрасно облачился в кольчугу, — заметил сакс, — надевать здесь тяжелые доспехи — значит зря утомлять себя. Я знаком с этой страной и предупреждаю, что тебе скоро придется бросить даже коня и идти пешком.

— Знай, приятель, — возразил де Гравиль, — что я пришел сюда не для того, чтобы учиться военному искусству… Знай также, что норманнский рыцарь скорее расстанется с жизнью, чем с добрым конем.

— Вы, французы, охотники похвастать и произносить громкие слова. Предупреждаю тебя, что ты можешь врать, пока тебе не надоест, потому что мы идем по следам Гарольда, а он не оставляет врага за спиной: ты здесь в такой же безопасности, как в храме.

— О твоих вежливых шутках я не скажу ни слова, — воскликнул де Гравиль, — но попрошу тебя не называть меня французом. Я приписываю это не желанию оскорбить меня, а только твоему невежеству. Хотя моя мать была француженка… Знай, что норманн презирает француза почти так же, как жида.

— Прошу прощения! Я полагал, что все иностранцы родня между собой, одной крови и одного племени.

— Ну, придет день, когда ты это узнаешь получше… Ступай же вперед, Сексвольф.

Узкая тропинка, помалу расширяясь, вывела на просторную площадку, на которой не росло ни травинки. Сексвольф поровнялся с рыцарем и указал ему на камень, на котором было высечено: «Hie victor fuit Haroldus»[32].

— Никакой валлиец не решится показаться здесь из-за этого камня, — заметил Сексвольф.

— Простой классический памятник, а как много говорит, — сказал с удовольствием норманн. — Мне приятно видеть, что твой граф знает латынь.

— Кто тебе сказал, что он знает это? — спросил осторожный сакс, опасаясь, чтобы сведение, обрадовавшее норманна, не могло навредить Гарольду. — Езжай с Богом на своем коне, пока дорога позволяет, — добавил он насмешливо.