Завоевание Константинополя

В тоне порицания упоминает хронист рыцаря Робера де Бова, который вопреки клятве, принесенной на святых мощах, оставил трех своих сотоварищей по посольству, направленному крестоносцами из Задара в Рим, дабы испросить «прощения» у апостолика: свою миссию он в отличие от прочих послов, по словам хрониста, «исполнил так худо, что хуже не мог»: «нарушил клятву и по стопам иных уехал в Сирию» (§ 105—106). Еще до этого «клятвопреступником» оказался знатный барон Рено де Монмирай: во время пребывания войска в Задаре (зимой 1202/03 г.) он «упросил, чтобы его послали в Сирию» (послом) и, поддержанный в своей просьбе графом Луи Блуаским, тоже поклялся на святых мощах, что вместе с прочими рыцарями, которые поедут с ним в Сирию, вернется в войско через 15 дней тотчас после того, как они «выполнят поручение». Его отпустили, но и он, и «многие другие», которые были с ним, «не исполнили как следует» свою клятву, ибо «в войско не вернулись» (§ 102). Жоффруа де Виллардуэн, в представлении которого верность клятве — едва ли не высшее достоинство рыцаря, решительно осуждает всех этих «изменников» и не без удовлетворения сообщает каждый раз — в назидание аудитории — о бедственной участи, постигшей тех, кто изменил слову.

Впрочем, он гневно порицает не только рыцарей, поправших принцип феодальной верности, но и византийского императора Алексея IV, не выполнившего своих денежных обязательств по отношению к крестоносцам: убедившись, что он «ищет причинить им только зло», вожди «пилигримов» бросили ему открытый вызов (§ 209—210, 213—215). Мотивируя их разрыв с Алексеем IV, хронист вкладывает в уста посла крестоносцев, красноречивого Конона Бетюнского, слова, ясно свидетельствующие, что, во мнении самого Жоффруа де Виллардуэна, Алексей IV, отказываясь заплатить своим «благодетелям» за труды, нарушил тем самым свой долг — и друга, и сеньора, которому они сослужили верную службу. Свой вызов предводители войска формулируют в типично феодальной манере, подчеркивая открытый характер этого акта, предпринятого ими в качестве вынужденного ответа на вероломство императора: «И передают они вам, что не причинили бы вам зла, ни вам, ни кому-либо другому, не бросив вызова: ибо они никогда еще не совершали предательства, и в их стране нет обычая поступать таким образом» (§ 214).

Рассказывая о безуспешной попытке греков сжечь флот крестоносцев в Константинополе, хронист с едкой иронией констатирует: «Вот какую награду хотел дать им император Алексей за услугу, которую они сослужили ему» (§ 220). Верная служба, казалось бы, предполагавшая и соответствующую компенсацию, была вознаграждена враждой! В таком же осуждающем тоне говорится в хронике — и не один раз — о коварстве греков вообще. Когда крестоносцы, прибыв к византийской столице, узнали о восстановлении на престоле Исаака II, то с рассветом дня 18 июля 1203 г. они на всякий случай вооружились, ибо «не слишком доверяли» грекам (§ 184). «Греки, которым была весьма свойственна неверность, не исторгли притворства из своих сердец» — так характеризует Жоффруа де Виллардуэн политику греков, тайно вступивших в переговоры с болгарским царем Калояном о союзе (§ 333). Упоминая об овладении рыцарями графа Анри д’Эно городом Чурлот (1205 г.), хронист не упускает случая сообщить, что после сдачи города принесли ему греки клятву верности, «которая в те времена плохо выполнялась» (§ 390). Неоднократно указывает Жоффруа де Виллардуэн и на вероломство болгарского «короля» Иоанниса. Он заставил поклясться двадцать пять своих самых знатных людей сохранить жизнь латинянам, укрывшимся в замке графа Серры; если они сдадут его, то их препроводят «целыми и невредимыми с их оружием и их лошадьми в Салоники, или в Константинополь, или в Венгрию». Между тем на четвертый день по выполнении крестоносцами данных ими обещаний Иоаннис нарушил все свои клятвы: он приказал схватить, отнять у них «все их добро» и увести их раздетыми и разутыми (причем пешком) во Влахию. Комментарии Виллардуэна гневно однозначны: «Вот какое смертельное предательство совершил король...» (§ 393—394).