Завоевание недр

Он задыхался. Он ловил широко раскрытым ртом остатки воздуха, он захлебывался струйками пота, катившимися по искаженному лицу. Он чувствовал, что делает последние движения, последние усилия.

Инстинкт жизни в последний раз вспыхнул в нем с новой яркостью, как у догорающей свечи.

С неожиданной силой, с древней яростью зверя, он набросился на рыхлую, податливую землю, остервенело вонзал в нее лопатку и отбрасывал под себя.

Наконец, уже без сознания, последним усилием, он ударил лопатой и рухнул лицом на нее, проваливаясь с нею куда-то в бездну, в мрак, в небытие…

Струя холодного воздуха вливалась в легкие, сладостно распирая их, и струйки крови ползли по лицу, пробиваясь в рот и в ноздри.

Мареев пришел в себя.

Он лежал неподвижно, боясь поверить, боясь открыть глаза… Он был жив.

Он глубоко вдыхал живительный, чистый воздух, потом открыл глаза.

Каска с разбитыми стеклами съехала на лицо и ничего не давала видеть. Мареев поднял руку, потом попытался сесть. Избитое тело ныло и болело, но никаких серьезных повреждений он не чувствовал.

Он поднял каску. Кругом было темно. И все-таки это не была та чернота — слепая, плотная, которая окружала его в тоннеле. Была какая-то серая темнота, это он определенно чувствовал. И от этого радость буйной волной захлестнула его сердце.

Он сидел, вслушиваясь в эту темноту, и скорее почувствовал, чем услышал, невдалеке легкий шелест, как будто тонкая, слабая струя воды где-то здесь недалеко робко пробиралась мимо него.

Мареев стал шарить в карманах среди лохмотьев скафандра. Он нащупал электрофонарики, которые почти все остались неиспользованными. В тоннеле они были для него совершенно бесполезными. Но здесь в этот момент он им страшно обрадовался.

Несколько мгновений в страхе перед возможными неожиданностями он колебался, прежде чем зажечь фонарик.

Наконец, сжав зубы, он сделал усилие и нажал кнопку.

Яркий свет прорезал темноту и утонул в ней. Он сумел осветить лишь небольшой круг на сильно покатой земле, на которой сидел Мареев, крутой откос, о который он опирался спиной.

Потом глаза Мареева привыкли, и он заметил высоко над собой, на откосе, черное отверстие тоннеля, из которого он, очевидно, свалился.

Мареев попробовал встать. Это ему удалось сделать почти безболезненно. Все тело ныло, мускулы одеревенели, но кости были все целы, ран не было, были лишь ушибы, ссадины и царапины вроде тех, которые нанесли ему разбившиеся при падении стекла каски. Собственно, стекла не разбились, но сила удара вырвала их из гнезда в каске, содрав кожу на лице Мареева. Но именно это спасло ему жизнь, открыв свежему воздуху доступ в герметически закрытую каску.

С зажженным фонариком в высоко поднятой руке Мареев стал осторожно спускаться по покатости вниз, туда, где ему послышалось журчание воды.

Покатость увеличивалась и наконец кончилась обрывом, всю глубину которого лампочка не смогла осветить.

У Мареева замерло сердце, когда он подумал, что только счастливая случайность задержала его на месте падения и не дала ему скатиться сюда, к этому обрыву. Здесь его ждала бы несомненная гибель.

Он пошел вдоль обрыва, ища выхода…

Теперь он ясно слышал внизу журчание воды. Это ободрило его. Его давно уже томила жажда.

Пройдя еще около пятидесяти метров, он заметил под обрывом блеск воды.

Высота обрыва делалась все меньше, и наконец Мареев мог спрыгнуть вниз без опасений.

Он попробовал воду. Она была свежа и вкусна. Он с наслаждением напился и смыл кровь с лица. В кармане он еще раньше нащупал плитку шоколада. Он съел ее и, отыскав место с мягким сухим песком, растянулся и моментально уснул.

Когда он проснулся, первое чувство, охватившее его еще до того, как он раскрыл глаза, было счастье жизни; это чувство как будто вливалось в него вместе со свежим чистым воздухом.

Он увидел себя под высоким земляным сводом, в полумраке огромной пещеры.

Света было очень мало, но достаточно, чтобы ориентироваться.

В одной стороне, именно в той, откуда он ночью шел вдоль обрыва, полумрак был чуть светлее. Мареев побрел в ту сторону с зажженной лампочкой в высоко поднятой руке. Справа вырастал все выше обрыв, слепо струился говорливый ручеек. Впереди обрыв выдавался мысом, и ручеек огибал его.

Когда Мареев обогнул мыс, он вдруг вскрикнул и в ужасе остановился: перед ним на расстоянии нескольких метров лежала так хорошо знакомая ему подземная торпеда.

Она лежала на боку, буровой коронкой кверху, опираясь на обрыв, как будто собираясь вскарабкаться на него.

Мареев с трудом переводил дыхание. Он бросил взгляд кверху. Далеко наверху, почти на вертикальном в этом месте откосе, едва заметно маячило темное отверстие тоннеля. Из него свалилась в эту страшную глубину торпеда.

Очевидно, с Михаилом… Неужели он здесь, в торпеде?

Мареев бросился к торпеде. Он стучал в нее, звал Михаила. Ответа не было.

Тогда с большим трудом, напрягая все свои силы, он начал терпеливо отвинчивать с помощью ножа наружные гайки, крепившие болты выходного люка.