Завоевание счастья

Счастливая жизнь очень и очень во многом аналогична хорошей жизни. Профессиональные моралисты придают слишком много значения самоотрицанию. Сознательное самоотречение побуждает человека к погружению в себя и к настойчивым воспоминаниям о том, чем пришлось пожертвовать; как следствие, человек забывает о смысле жизни и, если угодно, о своем предназначении. Требуется не самоотречение, но перенаправление интереса вовне, которое спонтанно и естественным образом приведет к поступкам, каковые человек, поглощенный собой и собственной добродетелью, способен совершать только под влиянием последовательного самоотречения. Я писал эту книгу как гедонист, то есть как тот, кто считает счастье благом, но поступки, желательные с точки зрения гедониста, во многом те же самые, которые порекомендовал бы любой вменяемый моралист. Впрочем, моралистам свойственно (хотя и не всем, разумеется) выпячивать именно действия, а не состояние ума. Влияние же действий на исполнителей будет сильно различаться в зависимости от состояния ума исполнителей в конкретный момент времени. Если вы видите тонущего ребенка и спасаете его, поддавшись инстинктивному желанию помочь, вы же не станете от этого морально хуже. Если, с другой стороны, вы скажете себе: «Добродетельным положено помогать людям, поэтому я должен спасти этого ребенка», то после спасения вы окажетесь даже хуже, чем были раньше. Выводы относительно этого предельного случая применимы и ко многим другим, менее очевидным.

Существует еще одно различие, чуть более тонкое, между отношением к жизни, которое рекомендую я, и тем, которое свойственно моралистам. Например, традиционный моралист скажет, что любовь должна быть бескорыстной. В некотором смысле он прав: любовь действительно должна быть бескорыстной – до определенной степени, причем такой природы, чтобы счастье человека коренилось в успехе отношений. Если мужчина предлагает женщине выйти за него замуж, поскольку он искренне желает ей счастья (и одновременно думает, что женитьба открывает перед ним идеальную возможность самоотречения), думаю, крайне сомнительно, что дама получит удовольствие от такого предложения. Разумеется, мы желаем счастья всем, кого любим, но не в качестве альтернативы нашему собственному счастью. Фактически противопоставление себя миру, подразумеваемое доктриной самоотречения, исчезает, едва формируется неподдельный интерес к людям или вещам вне нас самих. Благодаря таким интересам человек начинает ощущать себя частью потока жизни, а не некоей отдельной сущностью наподобие бильярдного шара, который взаимодействует с прочими шарами только в момент столкновения. Все несчастья проистекают из разобщенности или из отсутствия единства; разобщенность внутри себя возникает вследствие отсутствия координации между сознанием и бессознательным; также налицо разобщенность индивида и общества, которая объясняется недостатком объективных интересов и привязанностей. Счастливый – тот человек, кто не страдает от отсутствия единства, чья личность не разделена на несколько и не противостоит миру. Такой человек ощущает себя гражданином вселенной, свободно наслаждается зрелищами, которые предлагает мироздание, и его радостями, ничуть не беспокоясь по поводу смерти, поскольку не чувствует себя отделенным от тех, кто придет за ним. Именно в этом глубочайшем и крепчайшем инстинктивном союзе с потоком жизни можно отыскать величайшую радость.