Завоевать сердце босса

— Верно, — сказала она, в её огромных глазах смешались злость и боль. — Мы слишком далеко зашли за допустимые границы, и этого больше никогда не повторится, — она отвела взгляд и обняла себя за плечи. — Я думала… Неважно. Я ошиблась, — девушка посмотрела на него так, будто перед ней был новый вид, и она имела право выбрать для него название. — Ты живёшь прошлым, Мэйсон. Зарываешься в эту эмоциональную пустоту, и сам себе не позволяешь освободиться от всего этого. Я понимаю. Правда. Вся твоя жизнь, всё, что имело для тебя значение, ушло, но что за жизнь будет у тебя, если ты будешь постоянно скрываться за этой болью и не впустишь в неё другого человека? — она сильнее завернулась в простыню. — Вероятно, ты был прав, когда говорил про меня и корни. Я люблю бросать якорь. Я осознаю, что была совершенно не права, когда хотела привязать тебя к себе. Я доработаю до окончания срока действия договора, а потом пойду в кулинарную школу, потому что дала слово. Но сейчас, когда моё свидание закончилось, а оно прошло замечательно, спасибо, мы не будем делать этого больше.

Он мог видеть, как она возвела стену; закрылась от него, и выкинула его из своей жизни. Он хотел этого, и… да пошло оно всё, не хотел этого.

В животе образовалась боль, поползла вверх и ударила в едва бьющееся сердце. Мэйсон задохнулся. Глаза жгло, пока он смотрел, как Билли уходила. Ему пришлось выдавить слова, слишком большие для него и его пылающего горла:

— У меня была дочь, — прохрипел он низким голосом.

Она обернулась, крепче вцепившись в простынь, её взгляд всё ещё был затуманенным, прежде чем снова прояснился.

— Что?

— У меня была дочка. Руби. Она умерла от СВДС (прим. пер.: СВДС — синдром внезапной детской смерти), когда ей было всего шесть месяцев. Самое лучшее, что когда-либо случалось со мной, покинуло меня спустя шесть месяцев. У тебя была своя попытка. У меня своя.

Она моргнула, её лицо смягчилось, и она собралась подойти к нему, но он выставил вперёд ладонь. Мэйсон резко дёрнулся назад. Бл*дь, нет! Не нужно этого.

— Я не могу так.

Она замерла и уставилась на него. Её грудь поднималась и опускалась, будто она вернулась с пробежки, и девушка заговорила таким тихим голосом, что он с трудом её слышал.

— Жизнь не даёт гарантий, Мэйсон. То, что случилось с твоей дочкой — ужасно, и я даже не могу представить всю боль, но это совсем не значит, что ты должен закрыться и перестать жить. Возможно, существует другой вид идеала, — в уголке её глаза повисла слезинка.

— Нет, — он моргнул, и вина, которую он носил в себе каждый день, которая не давала ему спать, стала расползаться по телу. — Меня там не было, — произнёс он загробным голосом. Слова обжигали. — Я не проверил её. Если бы я зашёл к ней, то смог бы поймать её последний вздох, — к его горлу подкатил ком. — Меня не было там.

— Это не твоя вина, — прошептала девушка, шагнув вглубь комнаты.

— Остановись.

Она продолжила идти.

— Хватит! Я закончил. Мы закончили. Все. Конец. Это, бл*дь, конец!

От тона его голоса, девушка отскочила назад, моргнула, и её бледное лицо покрылось румянцем.

Сердечная боль, горе и прочая бесконечная грусть прорезались сквозь её глаза. Он вздрогнул.

Щелчок двери, и Билли ушла, но не просто покинула комнату. По выражению её глаз, по глубокой решительности было понятно — она покончила с ним. Именно поэтому Мэйсон хотел, чтобы девушка ушла. И она ушла. Совсем. Тогда почему же его кожа горела? Почему боль в животе пробурила его так глубоко, что ему хотелось биться об стену до тех пор, пока не онемеет, чтобы он смог перевязать рану и понаблюдать, как она будет затягивается? Он сидел голый на краю кровати: ноги на полу, локти на коленях, глаза уставились в пол. Запахи их тел, что витали в комнате, казались пыткой. Мэйсон просидел там до рассвета, пока небо не окрасилось в розовый оттенок, изменив весь мир, и он не почувствовал, что его сила и стабильность вернулись. Он снова в своей крепости, которую за несколько коротких дней начала разрушать Билли, нет, Сорок вторая. Он похоронил Билли глубоко за стенами и воскресил Сорок вторую, кем она и должна была оставаться всё время.

* * *

Билли стояла под душем, пока её кожа не сморщилась. Она не могла остановить поток боли и слёз, от чего её горло заболело. У него была дочь, которая умерла. Самое лучшее, что у него было — исчезло. Когда Мэйсон говорил про Руби и уход жены, комната окрасилась страданиями, источаемыми им. Он не просто тонул в горе, мужчина жил в нем каждую секунду, каждую минуту, каждый день. Она хотела сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь ему увидеть, что после тьмы, обязательно будет свет. Но его слова… его взгляд… она не станет этого делать.