Завоевать жену у алтаря

— Думаешь, я бы допустила, чтобы ты причинил мне боль? — спросила она.

— Иногда мы не допускаем, чтобы другие причиняли нам боль. А иногда мы никак не можем повлиять на ситуацию.

Именно так и было с Франсин. После этого он и решился на брак по расчету. Ее измена буквально подкосила его. А ведь он считал себя более наблюдательным, чем мать. Более осторожным по отношению к своему сердцу. Менее доверчивым. Выяснилось, что именно его боязнь открывать свое сердце и недоверчивость вынудили Франсин искать любви и доверия у другого мужчины. Предательство нанесло ему глубокую рану и послужило тому, что он стал еще более осторожным.

— Такое впечатление, будто ты говоришь о собственном опыте, — произнесла Розалинда.

— Именно так. Я был участником, — ответил Гэбриел и наложил на свою тарелку внушительную порцию еды.

— «Участник»… странный термин для отношений.

— Подходит в полной мере.

— Это многое объясняет.

Он бросил на нее мрачный взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Что ты не видишь себя чьим-то партнером. Ты воспринимаешь себя участником объединения, основанного на симпатии.

Гэбриел пожал плечами:

— Наверное. Как бы то ни было, это не меняет ситуации. Я с самого начала ясно дал тебе понять, что будут включать наши отношения. Поздно идти на попятный.

Его слова звучали жестко, даже на его взгляд, однако их надо было произнести. Розалинда вздернула подбородок и устремила на него ледяной взгляд.

— Разве кто-то говорил, что хочет идти на попятный? Я просто веду беседу с человеком, который является моим мужем. С отцом моего ребенка. Разве это преступление — хотеть в отношениях учтивости и дружелюбия?

Розалинда была прекрасна: голубые глаза ярко блестят, щеки покрывает гневный румянец. Тело Гэбриела сразу отреагировало на нее, однако он не сдался на милость желания. Желание пробуждает путаницу эмоций, а путаница эмоций ведет к проблемам. Он не хочет испытывать боль.

«Может, ты просто злишься?» — зазвучал его внутренний голос. Нет. Он не злится. Он просто осторожен. Он будет любить своего ребенка, по сути, уже его любит. Но он не желает любить Розалинду. Чтобы не осложнять свою жизнь, когда она уедет — а она точно уедет. Гэбриел видел, как она отреагировала на ранчо, да и на Ройял. Ей здесь будет тесно. Она из тех людей, которым нужны яркие огни и шум большого города. Ему все это чуждо. Сам он редко бывал в больших городах, в Хьюстоне, например, или в Далласе. Городской пейзаж не угнетал его, но лишь потому — как он объяснял самому себе, — что ему не надо было в нем жить. Не надо было мириться с шумом, толпами людей, гарью. У него всегда была возможность вернуться к чистому воздуху и к семье.

К семье. Вот тут загвоздка. Мать умерла, с отцом он практически не общается, дед сделан из того же теста, что и отец. Может, его удерживала здесь не семья, но теперь это не важно, потому что скоро появится новое поколение — сын или дочь, — которое будет ценить то, что имеет, учиться управлению ранчо… и любить.

Действительно ли он хочет именно этого? Да. Хочет, чтобы кто-то любил его без каких-либо условий. Кто-то, кому он сможет доверять — а ведь ребенку нельзя не доверять, правда? Ребенок — это чистый лист. У него нет предвзятых идей, он не умеет обманывать. Ребенок любит без ограничений.

Очнувшись от раздумий, Гэбриел заметил, что Розалинда сидит за столом и делает вид, будто ест, хотя на самом деле просто гоняет еду по тарелке.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Замечательно, — отрезала она. — И хватит спрашивать меня об этом каждые пять минут.

— Кажется, последние пять минут я тебя не спрашивал.

— Извини. Я не в духе. Я устала, я не голодна, и все меня достало.

Гэбриел не знал, что на это сказать. Едва ли Розалинда жаждала услышать от него банальности, однако он почувствовал себя виноватым в том, что собирался оставить ее наедине с самой собой, хотя знал, что она была бы рада, если бы кто-нибудь отвлек ее от печальных мыслей.

— Послушай, я могу заняться бумагами завтра. Давай выберем фильм и поедим перед телевизором, как ты и предлагала, — сказал он.

В ответ Розалинда оттолкнула тарелку и встала из-за стола.

— Нет. Я лучше лягу спать. А ты занимайся своими делами.

Она выбросила остатки своей еды в мусорное ведро и вышла из кухни, даже не оглянувшись на него. Гэбриел остался стоять, чувствуя себя полным идиотом. Он злился из-за того, что она смогла вогнать его в это состояние. Из-за того, что позволил ей сделать это.

Они оба заключали этот брак с открытыми глазами, к тому же она получила щедрую финансовую компенсацию за свое согласие. Однако он видел, что брак тяготит ее. Она постепенно теряла бодрость и энергичность. И в этом была его вина. Ее вырвали из привычной среды и загнали в совершенно чуждый ей Техас. Да, ее никто не принуждал, но она оказалась между молотом и наковальней. Ее выбор был ограничен событиями, случившимися после той ночи. В ту ночь они вместе делили страсть, значит, вместе должны разбираться с последствиями той страсти.

Из нее получится великолепная мать, вдруг понял Гэбриел. Остается надеяться, что из него получится хороший отец.