Когда он вошёл внутрь, оракул сидел, по-птичьи сложив кожистые крылья вдоль туловища: безволосая голова наклонена, подбородок касается груди. С такого расстояния он казался спящим, однако его сон вряд ли можно было назвать спокойным. Время от времени по телу оракула пробегала волна судорог, отчего десятки прозрачных трубок, расходящихся веером из-за его спины подобно второй паре крыльев, приходили в движение и начинали вибрировать подобно струнам гигантского музыкального инструмента. Большинство из них исчезали высоко вверху: они напоминали глумливые пуповины, с помощью которых в теле оракула поддерживалась жизнь. Буквально на глазах по одной из них вниз устремился поток бесцветной жидкости. Казалось, за спиной провидца раскрылся многоцветный веер: Ноктавидант наблюдал, как внутри трубок бегут ожерелья серебристых пузырьков.
Из одежды на оракуле была лишь набедренная повязка, протянутая между ног и завязанная на пояснице узлом. Раньше клирик не раз обращал внимания на то, что должно было под ней находиться, однако под тканью не угадывалось ни малейшей выпуклости. Значило ли это, что оракул мог быть женщиной?
— Ты звал, — сказал он, удивляясь тому, насколько чуждо звучит человеческий голос в этом странном месте. Слова отражались от стен крипты причудливым многоголосым эхом, — Зачем?
Тело оракула в очередной раз содрогнулось. Звякнули цепи; на его лодыжках они заканчивались металлическими браслетами, разнять которые можно было только с помощью инструментов. Кожа под ними загрубела и стала темной словно пергамент, с которого соскоблили старый текст, а новый так и не написали. Ноктавидант был уверен, что оковы не снимали много лет, с того дня, когда израненного, но все ещё дышащего летуна нашли в неглубоком овраге позади городских ворот.
До этого крылатых видели нечасто. Считалось, они живут в городах высоко за облаками, и почти никогда не спускаются на землю. Однако в тот день случилось необычайное: полсотни или больше крылатых рухнули на землю в разных местах. Казалось, там, наверху, разразилась кровопролитная битва. А, может, им негде стало хоронить своих мертвецов, и они решили просто вышвырнуть их? В любом случае после падения тела выглядели так, будто их кромсали ножами. Как выяснилось позже, у многих за спиной были связаны крылья, не оставляя ни малейшего шанса на спасение.
Ноктавидант повторил вопрос. Оракул поднял голову, его веки затрепетали. Потрескавшиеся губы разомкнулись — как если бы расступился слой песка — и оракул улыбнулся.
Длинная игла со звоном упала на дно металлической посудины, куда за последние пару минут отправился десяток ей подобных. По-прежнему не говоря ни слова, Ноктавидант наблюдал, как рубиновая капля на её конце превращается в облачко красноватого тумана.
Дюжина игл, думал он, дюжина капель крови. А раствор только слабо порозовел.
Ему так и не предложили сесть. Вокруг дымили жаровни, насыщая воздух десятком ароматов, но даже это не могло скрыть витающий в комнате желчный смрад. В окно задувал приносимый со стороны гавани лёгкий бриз, но и он не мог разогнать липкой жары, лишь слегка колебал прозрачную ткань занавесок — длинных и узких словно кто-то провёл по ним острыми когтями. Вид этих лоскутов наводил на мысль о вывешенных на просушку грязных бинтах. В углу стоял наполненный водой таз, на столике рядом — чашка с дымящимся питьём. Никто не потрудился погасить оплавленные до основания свечи, горевшие всю ночь напролёт, не говоря уже о том, чтобы соскоблить толстый слой воска. Казалось, он все ещё стекает по корешкам книг в кожаных переплётах, лежащих на столе, хотя свеча, забытая кем-то на самом верху стопки, давно догорела. Там, где названия читались, они говорили сами за себя: книги по философии, врачеванию, географии, древней истории. Ноктавидант изучал корешки, пока его не отвлёк мелодичный звон — на дно судна упала очередная игла.
Его собеседник первым нарушил молчание:
— В старину верили, будто мысль, если предаваться ей слишком долго, в итоге способна обрести жизнь. Материализуется. Воплощается. И отправляется скитаться по свету, — Голос принципала звучал глухо из-за покрывавшего лицо влажного полотенца. В жаркие дни, как этот, рядом неизменно присутствовал раб, каждые несколько минут смачивающий ткань прохладным вином, — Иные даже начинают преследовать своих хозяев.
Клирик пожал плечами:
— Эта мысль не из таких.
— В самом деле?
Ноктавидант не знал, требуется ли отвечать, поэтому промолчал.
— Что поведал оракул?
— Только то, что мы уже знаем.
— Да, да, — принципал нетерпеливо махнул рукой, и на его пальцах сверкнули рубиновые геммы, — Что-то происходит. Это всем известно.
Ноктавидант наблюдал, как раб подносит к судну очередную иглу, сжимая её между большим и указательным пальцами с такой осторожностью, будто в любой момент она могла вывернуться и впиться ему в запястье.