Завороженная

Он кивнул, прищурившись. Загадочная полуулыбка все еще играла на его губах.

– Я в твоем распоряжении. – Он скинул халат. Нагой, он смотрел на нее сосредоточенно. Затем кивнул, и лицо его прояснилось. – Подожди здесь. – Он пошел в соседнюю спальню и вернулся с шелковым лоскутом в руках.

Ливия вся горела от предвкушения чего-то волшебного. Лоно ее стало как расплавленный воск, тело звенело от напряженного ожидания. Он подошел к ней сзади и завязал глаза шелковым платком.

– Вот так, – пробормотал он. – Доверься мне, и ты будешь чувствовать вдвое острее, чем когда-либо.

Ливия судорожно сглотнула ком. Перед глазами у нее стоял красный туман. Волоски на коже встали дыбом. Она ожидала чего-то такого… она сама не знала чего. Он поднял ее, отнес на кровать и уложил посредине. Она лежала тихо, не шевелясь, уставившись в красноватое марево. Она слышала, как он прошел по комнате, как открыл выдвижной ящик.

Наконец он подошел к кровати. Перина прогнулась под его тяжестью, и он прошептал:

– В эту игру играют без слов, моя сладкая.

И тогда что-то мягкое коснулось ее щеки, повторило абрис ее губ. Это что-то немного кололось, но не больно, а приятно. Потом непонятный предмет скользнул по ее уху, и Ливия едва не вскрикнула от удовольствия. И затем «это» поднялось к ее горлу, коснулось ямки, где бился пульс, а потом нежным касанием опустилось на грудь, прошлось вокруг сосков, отчего они сразу затвердели. Знакомое томление начало нарастать, наполняя ее вожделением, жар распространялся внизу живота.

Она чувствовала, как что-то мягкое и чуть колючее прошлось по ее животу, забралось в пупок, опустилось вниз. Она почувствовала, как его рука развела ей бедра, нежно, но повелительно, и затаила дыхание.

Что-то легко, словно перышко, прикоснулось к внутреннему сгибу ее коленей, скользнуло вверх, по внутренней стороне бедра, и она вздрогнула от наслаждения. Это что-то очерчивало концентрические круги, которые становились все меньше, по внутренней поверхности бедер, поднимаясь вверх, все ближе к тому месту, где концентрировалось удовольствие. И затем все прекратилось. Прошла, казалось, целая вечность в ожидании, и слезы нетерпения выступили у нее на глазах, увлажнив повязку, и самые тайные, самые глубокие пазухи ее тела, казалось, покрылись мурашками от нестерпимого желания.

И когда она уже начала бояться, что больше ничего не будет, когда почти перестала ждать, снова почувствовала эту легчайшую ласку там, внизу. Она ощущала себя лютней с натянутыми струнами, на которых играет умелый музыкант. Его пальцы раскрыли ее для самого нежного, самого интимного прикосновения таинственного орудия наслаждения, которым он так мастерски владел.

Алекс накрыл ее губы губами и наполнил ее нежное, распахнутое ему навстречу тело собой, пульсирующим орудием своей страсти. Она напрягла внутренние мышцы, и он застонал, целуя ее. Она крепко удерживала его в себе, чувствуя, как вновь поднимается на вершину блаженства, и в тот миг, как она добралась до пика, он закинул ее ноги себе на плечи, так чтобы проникнуть в нее до предела глубоко, и на этот раз не стал сдерживать свой радостный крик, когда мир раскололся на сияющие осколки, и Ливия закричала вместе с ним.

Он оставался в ней до тех пор, пока осколки вновь не собрались все вместе. Наконец он почувствовал, что Ливия зашевелилась под ним, развязал повязку и отбросил в сторону.

Он поцеловал ее в уголок губ, затем в кончик носа и, осторожно перекатившись на бок, лег рядом.

– Чем ты это делал? – шепотом спросила Ливия.

Он улыбнулся и показал ей кисть из барсучьего волоса, с помощью которой она наносила румяна в тех редких случаях, когда бывала слишком бледной.

– О, – только и могла сказать Ливия.

– Отдохни немного. – Алекс приподнялся на локте, свободной рукой поглаживая ее по боку. – Ночь еще только началась.

Ливия считала, особенно в свете того, как она провела последний час, что она испытала все, что можно испытать в любви, по крайней мере все, что было возможно, за исключением наиболее сложных поз, проиллюстрированных в книгах Софии. Теперь ей предстояло узнать о том, что Алекс показал ей лишь верхушку айсберга в том, что касалось мира чувственных наслаждений. На протяжении многих часов Александр не давал себе разрядиться, раз за разом доводя ее до экстаза. Каждая впадинка ее тела узнала вкус его губ, его языка. Ливия окончательно потеряла себя в водовороте чувственных удовольствий. Вновь и вновь он подводил ее к краю, за которым простиралась бездна, возбуждая ее до тех пор, пока сладкая мука не становилась невыносимой, и только тогда позволяя себе притронуться к ней кончиком языка, губами, и этого крохотного прикосновения становилось достаточно, чтобы перекинуть ее через край, чтобы бросить ее в пропасть, где не существовало ничего, кроме наслаждения.

Свечи оплавились, от поленьев в камине остались угольки, когда Александр наконец позволил себе подойти к высшей точке во второй раз за эту ночь. Он крепко прижимал к себе ее сотрясающееся в спазмах оргазма тело, чувствуя, как бархатистая плоть ее пульсирует, сжимая его.