Завр – вождь Яруллов

Так как я лежал в стороне от костра, позади круга сородичей, то на меня дым травы не действовал. Ну, или – почти не действовал. Короче говоря, я имел возможность спокойно продолжать наблюдение за происходящим.

Тем временем шаман, прекратив свой танец, опустился на колени, начал гладить оленя ладонями и тихонько что-то шептать. Со стороны создавалось полное впечатление, будто он успокаивает животное, старается его усыпить.

Продолжая гладить олений бок и шептать, Гукур достал из сумки заострённый плоский камень и отрезал оленю одно за другим оба уха. Уши он тут же бросил в огонь.

Соплеменники мои отозвались восторженными криками.

Шаман вновь достал из сумки пучок уже знакомой мне травы, вывозил его в крови, натёкшей из горла оленя, и бросил траву вслед за ушами.

Племя вновь отозвалось восторженными криками.

Выждав ещё немного, Гукур несколькими резкими движениями вспорол шкуру на брюхе оленя широким каменным резцом и, погрузив в полость руку, одним движением вывалил внутренности наружу.

И в третий раз племя разразилось приветственными криками.

После этого шаман поднялся с колен и отошёл от вспоротого оленя, выйдя за круг сидящих соплеменников. Видимо, производить шаманский ритуал над вторым оленем и козлом уже не требовалось…

Место шамана тут же занял тот самый охотник, что разговаривал со мной у входа в пещеру. Я к тому времени уже успел вспомнить что это – вождь племени – Ваг.

Встав на колени в том самом месте, где до этого стоял шаман, вождь запустил свою руку внутрь оленя, немного повозился там и одним резким движением выдернул руку обратно. Пальцы его сжимали оленье сердце.

Пробежав глазами по соплеменникам, он остановился на одном из охотников и мотнул головой. Охотник, выделенный среди прочих, в два прыжка оказался перед вождём и, упав на колени, протянул ему сведённые вместе ладони.

Вождь, поощрительно улыбаясь, вложил в протянутые ладони оленье сердце.

Радостно осклабившись, охотник впился зубами прямо в сырое мясо, вызвав этим бурю восторга среди соплеменников.

«Он нанёс оленю последний, смертельный удар» – подсказала мне моя соображалка.

Между тем, вождь держал в руках уже оленью печень, а перед вождём стоял на коленях другой охотник. Получив от вождя в подарок печень, он так же, как и его предыдущий родич, откусил кусок сырого мяса на глазах у всех.

«Самый смелый охотник на сегодняшней охоте» – продолжала комментировать происходящее моя черепушка.

Наконец ритуальная делёжка закончилась. К оленю подсели сразу четыре охотника и принялись споро сдирать с него шкуру и вычищать внутренности из его утробы.

Племя терпеливо ждало.

После того, как шкура была содрана и оттащена в сторону, оленья туша была порублена на несколько крупных кусков. В свою очередь куски эти были насажены на несколько заострённых кольев. И уже сами колья с висящими на них кусками мяса были воткнуты вокруг костра и придавлены камнями таким образом, что мясо, оказавшись над огнём, начало зажариваться.

Оленью голову, после того, как от неё были отделены рога, вождь лично вручил шаману. Так сказать, самому умному в племени – самое полезное для мозга. Мозги оленя…

Кстати, зря смеётесь. До сих пор у многих народов блюдо, приготовленное из мозгов животного, считается изысканнейшим деликатесом. А у некоторых – из мозгов не только животного…

Другого оленя и тушу козла освежевали, выпотрошили и порубили на части тоже достаточно быстро. Развесив мясо над костром, народ принялся ждать, когда же приготовляемое угощение дойдёт до готовности.

Пока мясо жарилось, шкуры были растянуты колышками прямо на земле, а внутренности забитых животных вычищены и отложены в сторону. Туда же сложили лёгкие, почки, желудки и нутряной жир, вынутые из добычи. Этим вторсырьём женщины займутся завтра и сделают из него что-нибудь полезное.

Наконец, когда мясо, по мнению шамана, было уже достаточно прожарено, его начали снимать с огня, и вождь принялся нарезать шипящие куски каменным резцом, раздавая их всем равномерно.

При этом я заметил интересную вещь: за дележом мяса внимательно следила женщина. Она была уже не молода, но зато – очень крупная и с выдающимися женскими формами.

«Мать рода» – тут же подсказала мне память. Имя её – Ана.

Я заметил, что «мать рода» в случаях, когда считала, что делёж продовольствия происходит, с её точки зрения, неправильно, не стесняясь, вмешивалась в процесс и поправляла вождя.

Что ещё более меня удивило, мужчина с ней не спорил и легко соглашался с внесёнными корректировками.

В конце концов, еда была разделена на всех, и племя занялось её поглощением.

Я тоже получил долю. Усевшись на своей постели, я приступил к ужину.

Мясо было прожарено неравномерно. Местами подгорело, а местами – сочилось кровью. Да и без соли вкус его был далеко не самым приятным. Однако выбирать не приходилось. Ел, что досталось.

«Радуйся и этому, – подумалось мне, – мог бы вообще голодным остаться».

Неравномерность поставок продуктов питания и их сравнительная однородность не располагают к привередливости.