Завсегдатай

Сейчас акация была в плену бархана и только верхушка ее выглядывала из песка, чтобы жадно дышать. Видно, небольшая буря пробежала по этим местам, стеля песок и собирая его возле дерева и строя бархан. Но нехитрое это строение еще не было закончено ветром, ибо другой, маленький ветер мешал ему. Поэтому один бок бархана, висящий над озером, полный и тяжелый, накопил в себе за счет другого, худого, неоформившегося еще бока так много песка, что готов был при малейшем движении обвалиться и засыпать часть озера. А худой бок, где отпечатался ствол дерева, выдувался снизу вверх, и так искусно, словно ветер решил немного разнообразить то, что возникает перед его взглядом, — эта часть бархана поднималась полукругом и на верху ее красовался изогнутый рог.

Коршун прикинул на глаз расстояние, оставшееся до озера, и нырнул вниз, чтобы выйти из течения. И как раз в тот момент, когда коршун пролетел сбоку бархана, под самым рогом, едва не задев его хвостом, течение отпустило птицу, и хищник мягко коснулся ногами дна озера.

Коршун нахохлился, словно кто-то наблюдал за ним со стороны, и птица приготовилась к защите. Нет, просто коршун был доволен перелетом — удержался от соблазна и не съел падаль, попал в воздушное течение и сохранил силы для обратного полета, а главное — чужого не увидел на своей территории и была она по-прежнему его, законной.

В поисках воды коршун пошел, скользя по кромке соли, причудливые рисунки ее хрустели и ломались под ногами. Недавний скорый дождь, наполнив озерцо, продержался тут лишь до полудня, но соль успела разбухнуть, и вот, когда вода испарилась, вместе с паром поднимались и кристаллики соли. Поднявшись невысоко, но успев прилипнуть друг к другу, кристаллики падали обратно в озеро, из них, мягких еще и податливых, ветер слепил пластинки различной формы — треугольные, шестиконечные — и нарисовал на них узоры.

Вся корка соли на озере была покрыта такими узорами, и между ними осторожно, боясь поцарапать спину, пробиралась ящерица.

Коршун в беспокойстве пощелкал клювом и, если бы не сдержал себя, мог бы просто опустить клюв на голову ящерицы и схватить ее, ибо ящерица уже загнала себя в плен, находясь между пластинками. Но риск тот она считала для себя оправданным, ибо искала воду.

Коршун остановился, чтобы не вспугнуть ее, стоял, не ослабляя взгляда.

Но вот ящерица, видно, почувствовала запах воды, прыгнула к трещине на корке соли и просунула туда голову, а затем и передние лапки, держась за соляной прутик хвостом.

Коршун видел, как бока ее надуваются, и в нетерпении царапал соль когтями.

Ящерица напилась, хотела вытянуть обратно голову, но, отяжелев, поскользнулась и упала, скрылась вся в трещине. А через мгновение вылезла обратно, высунув мокрую голову и фыркая. Встретившись взглядом с коршуном, она как будто не поверила, стряхнула с глаз капельки влаги, пригляделась и побежала прочь, воинственно подняв вверх кончик хвоста. И, пока убегала, высохла под солнцем и вся побелела от соляной пудры.

Не услышав над собой шороха крыльев, ящерица, удивленная, оглянулась очень бойко, успокоилась, увидев, что коршун не преследует ее, и вскарабкалась на холмик и стала оттуда наблюдать пристально за птицей.

Смотрела, как коршун подошел к той трещине, откуда пила она, разломал клювом соль, расширил — открылась ямка, наполненная мутной водой, — и хищник стал пить, запрокидывая голову при каждом глотке и ожидая, пока горькая вода не потечет в горло.

Ямка эта, куда просочилась дождевая вода к толще соли, а потом закрылась коркой, чтобы не испарялась дальше влага, была уже раньше найдена жучками. Несколько их, нахлебавшись, не сумели выбраться на поверхность, и трупики застыли в соляных пластинках.

Коршун выпил всю воду и, почувствовав слабость и томление, решил сразу же улетать обратно, чтобы преодолеть тяжесть. Теперь он летел уже по самому краю своей территории, боясь попасть во встречное течение, с которым плыл к озеру.

Время укоротилось, перевалило за полдень, но зноя не прибавилось, и коршун по прошлому опыту знал, что полет туда и обратно протянется до сумерек. Если, конечно, буря не остановит его, не заставит переночевать далеко от дома.

Сейчас коршун почти не замечал земли, взгляд его был напряженный, усталый, и скользил по пустыне равнодушный, как собственная тень. Но вот взгляд его поймал кого-то, задержался, затем снова ослабел, и, если бы существо это не летело под ним с одинаковой скоростью и по одной ровной линии, коршун забыл бы об увиденном.

Отсюда, с высоты, трудно было разглядеть, что это летит так низко, почти касаясь холмиков и кустов носом, и коршун, озадаченный, снизил потолок полета. Все, что было знакомо ему в пустыне, коршун узнавал с высоты по очертаниям, даже крошечных ящериц и жучков, а это странное существо как будто было ему незнакомо.