Когда рано встаёшь, день кажется длинным и растянутым. Вот сейчас на часах время ланча, а мне кажется, что уже вечер. Я продолжаю лежать на кровати, разглядывая белый потолок. За дверьми палаты кипит своя жизнь. Но я сегодня отдельный участник этих событий. Дверь тихонько открывается, но я даже не поворачиваю голову.
– Твоё поведение, детка, оставляет желать лучшего!
Руби!
– Руби! Ничего себе!
Я хочу встать с кровати, но переваливаюсь через руку и вот я уже распласталась на полу. Я вижу кончики ее туфель, которые упираются мне прямо в нос. Она поднимает меня, причитая, в какую неуклюжую девчонку я превратилась, пока она отсутствовала здесь пару часов.
– Ты взяла выходной и даже не предупредила меня? – мне самой показалось, что в моем голосе прозвучала обида.
– Да, детка. Ты злишься на меня за то, что я оставила тебя. Но я пришла сюда, как твой друг. К тебе. И я думаю, что нам нужно поговорить.
Участие Руби в моей жизни, я всегда принимала, как должное. И всю ту ночь, которую я провела, валяясь на полу, а также утро нового дня, я злилась, что Руби не было рядом со мной.
– Эйви сказала мне, что ты полдня не выходишь из палаты. Поэтому я собралась, оставила Бобби с няней и примчалась сюда. Поговори со мной, Дина. Скажи мне, что ты чувствуешь?
Я отвернулась, сопя носом.
– Не надо, милая. Я принимаю тебя любой. Хочешь плакать, плачь. В этом нет ничего постыдного. Но, самое главное, не закрывайся в себе. Если ты будешь копить эту боль в себе, однажды она выйдет наружу, и я не уверена, что ты сможешь ее пережить.
Все слова, сказанные Руби, доходили до моего сердца и кололи его. Слезы бежали по щекам, и всё никак не хотели останавливаться.
– Прости, Руби, я сейчас не в состоянии что-либо сказать.
Руби придвинулась ближе.
– Ничего, детка, ничего. Ты потеряла близкого человека. Этот мальчишка, он, порой доводил меня до бешенства своими выходками. Но я любила Джейка, как люблю своего сына. Джейк был моим мальчиком.
Я положила голову на ее плечо, а он сжала меня чуть крепче, медленно раскачиваясь и продолжая говорит. Е голос был убаюкивающим и каждое ее слово проникало в мой разум, как луч солнечного света.
– Тебе будет грустно сегодня, и завтра, и еще несколько таких завтра, каких у тебя будет тысяча. Но потом ты перестанешь грустить, его лицо будет таким расплывчатым, а воспоминания о нем будут со временем стираться, словно он был в твоей жизни недолго.
Я побольше набираю воздуха в легкие, чтобы успокоиться. В голове созревает мысль, что будет, когда я уйду, также, как ушел Джейк. Мне снова становится очень больно, за папу, Лил и Руби. Сколько еще она сможет пережить смертей, начиная со смерти своей Энджи и заканчивая такими пациентами, как мы?
– Руби, сколько ты видела смертей до того, как я поступила сюда?
Руби замерла, перестав меня раскачивать. Она несколько минут сидела, как истукан.
– Верь в чудо, – сказала она, так и не ответив на мой вопрос. Затем она снова начала раскачиваться, и я почувствовала себя более умиротворённой. Ее сыну, Бобби, здорово повезло иметь такую любящую и заботливую маму. Я обняла Руби покрепче и закрыла глаза, отпуская Джейка танцевать и веселиться, в мир, где больше не будет ненавистных ему иголок, проникающих под тонкую кожу и приёма лекарств, от которых тебе хочется блевать. Очень больно и грустно, что Джейк ушел таким молодым, но, наверное, я не знаю, это лучше, чем лежать в палате, и спрашивать самого себя, наступит ли твое долгожданное завтра или нет.
Майк
22
Этот день настал. День, когда я начал свой путь к борьбе за жизнь Патрис. С утра мать меня потащила к психологу, отпросив заранее с занятий в школе. Честно говоря, я думал, что мы приедем в какой-нибудь из этих новомодных офисов, где будет сидеть пожилая женщина – психолог и записывать нашу беседу, оценивая каждое мое слово. Но мы прибыли в здание, расположенное неподалеку от больницы. Небольшая одноэтажная пристройка. Мама осталась ждать меня в холле, набирая кофе из автомата, а я прошел дальше по коридорам ища нужную дверь.
Наверное, было нужно увидеть мое лицо, когда я вошел в помещение, битком набитое людьми разных возрастов. Здесь были парни моих лет, девушки чуть постарше, женщины среднего возраста. Я немного стушевался, потому что не был уверен, что я нашел нужное место. Но психолог, молодая женщина, улыбнулась и я почувствовал себя как в какой-то странной, на мой взгляд, группе поддержки. Как оказалось, люди, собравшиеся здесь были такими же, как и я. Доноры. Они стояли полукругом, в центре которого и сидела та женщина, которая улыбнулась мне, когда я вошел. В её руках был старенький потрепанный блокнот и черная ручка, которая мелькала на страницах, подчеркивая и выделяя слова, которые понятны были лишь ей.