Завтра будет буря

Спустя две минуты группа сошла на рельсы и двинулась во тьму, ведущую прямиком на Водный стадион. Шли молча, лишь изредка переговариваясь и вороша тьму фонарным светом. Дорога казалась бесконечной. О каменные грани шпал стучали сапоги идущих, стены, плавно вытекающие из потолка не имели углов, и иногда казалось, что этот тоннель никогда не закончится, ведь каждый следующий сантиметр не отличался от предыдущего. Но вскоре в лицо засветил спасительный свет прожектора. Это был тот самый блокпост, о котором упоминал Печоркин. Похоже, что теперь приказ прятаться был отменен. Штык нахмурился, но похоже он знал о существовании этого поста, поэтому не стал тратить время и двинулся прямиком через станцию к противоположному тоннелю. Водный стадион был относительно чистой станцией. Гражданских лиц сюда не запускали, а из-за открытого прохода к Войковской, из-за той опасности, что могла прийти в середине июля, военных тут было мало, и никто из них за два с лишним десятка лет не дерзнул отделиться от отряда и уйти в глубь станции. Толстый слой пыли – это пожалуй вся грязь, имевшаяся на станции. Станция спала, укрываясь пылевым ковром как одеялом, дожидаясь своего часа. Разрезая густую темноту, прожекторный луч провожал смельчаков, вплоть до того, как те опять вошли в тоннель. И вновь это одинаковое пространство, везде: сверху ,снизу, справа и слева, везде только серые шпалы, водруженные на них рельсы и не имеющие углов стены. Прошло немало времени, прежде чем они вышли к Войковской. Незнающему человеку могло показаться, что у него дежавю, ведь все три станции были сильно похожи друг на друга, та же мелкая плитка на стенах, если бы люди уже после судного дня не снесли мешающие подпорки, те же квадратные колонны, те же рефленные потолки, все в каждой из этих станций напоминало две других, и если раньше люди просто уносились прочь в железных вагонах, не замечая их похожести, если раньше лишь единицам удавалось взглянуть глубже того, что они видели каждый день, заходя в распахнутые двери вагона, то теперь каждый, кто осмеливался вступить на эти станции, подмечал: станция на которой он сейчас находится такая же, с которой он ушел еще недавно.

Войковская застыла в мрачной торжественности, в отличие от Водного, эта станция была нетронута даже военными. И она, подобного своему близнецу, с которого только что пришли чужаки, спала. Эскалаторы застыли, а выходы наверх были открыты для всех желающих. Если раньше жители Речного могли укрыться за толстыми стенами своего убежища, то теперь перспектива заселения Водного стадиона и размещения на его территории блок поста требовало более скорого уничтожения гнезд мутантов, дабы снизить риск, ведь «закупорить» бетонной перегородкой артерию между Водным и Войковской еще не успели.

-Перекур 5 минут и поднимаемся!- скомандовал Штык.

Немного оживившись, группа расселась на платформе. Это был последний отдых перед многочасовой беготней. Кто-то достал из нагрудного кармана самокрутку и закурил. Серый дымок заструился вверх, летя все выше и растворяясь ближе к каменным сводам станции.

-Подъем, засранцы! Выдвигаемся! - голос Штыка нарушил тишину, заставив всех встать.

Первым к экскалатору двинулся командир.

***

Вот она, поверхность. Солнце еще было далеко, а твари спали. Военные и сталкеры всегда выбирали раннее утро для вылазок, потому что ночные существа уже прятались по своим норам, а дневные чудовища еще мирно похрапывали, дожидаясь своего часа. Небо начинало светлеть под напором приближающегося из-за горизонта солнца. После долгой ночи краски начинали проявляться: деревья, земля, здания – все начинало приобретать цвет. До предполагаемого места гнездования мутантов следовало пройти несколько километров на юг. Группа начала свой долгий путь к месту обитания этих тварей. И все же хоть этот мир был горьким напоминанием глупости человека, хоть это был лишь жалкий остаток того, что человечество достигало, познавало и создавало тысячелетиями, глаз радовался, наблюдая за сменой монотонной картины подземных перегонов на более яркую и красочную картину поверхности. Невольно человек тянулся к такой жизни наверху, чем к той жизни под землей. Смотря на развалины прошлого человеческого бытия, Костя раньше задумывался о том, сколько в огне было уничтожено знаний, технологий, изобретений, которые человечество скопило за свою сознательную историю, испарилось, исчезло, стало самой этой историей. Со временем, конечно, этот внутренний спор утихомирился, но каждый раз, взглянув на что-нибудь, напоминавшее прошлое, Костя задавал себе только один вопрос: «зачем создавали все это, зачем хранили, если мы все равно не можем этим воспользоваться? А ведь сколько сил и времени было потрачена, как теперь оказалось, зря...»

Время текло гораздо быстрее чем в тоннеле, и если бы не боевой опыт Кости, он бы скорее всего прозевал поднятый кулак командира и влетел в спину впереди идущему.

-Оружие в боевую, всем лечь- скомандовал Штык.