Завтра будет поздно

А когда парень, услышав ее голос, медленно поднял голову, старушка обомлела.

— Васек? Ой, горюшко мое!

Игнатьевна засуетилась, поставила ведро, помогла Василию подняться и, поддерживая, повела в дом. В своей каморке, при свете пятилинейной лампы, она еще раз вгляделась в него и поняла, что он не пьян, а от истощения и слабости едва держится на ногах.

— Что же они с тобой сделали, проклятые!

Бабушка прильнула к его груди. Василию показалось, что она стала маленькой, сгорбленной.

— Наголодался я… три дня не ел.

— Чего же я, дура старая, стою, — спохватилась Игнатьевна. — У меня же уха свежая, разогреть только.

И она кинулась разжигать керосинку. Василий уселся на топчан и здесь, в домашнем тепле, почувствовал, как он продрог. Стало клонить ко сну.

— Ложись-ка ты, дружок. Вот ведь как иззяб!

Игнатьевна помогла ему снять ботинки, раздеться, уложила на топчан и укрыла ватным одеялом.

В постели Василия стало так трясти, что он не мог сомкнуть зубы, они мелко стучали. Потом дрожь унялась и наступило странное забытье: он все слышал, понимал, но не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Юноша очнулся лишь от приятной теплоты, растекавшейся внутри. Бабушка, приподняв его, поила с ложки, как в раннем детстве.

— Не надо, бабушка, я сам, — слабо запротестовал он.

Но Игнатьевна не слушала внука. Накормив крепким рыбным отваром, она сняла с него рубашку, натерла грудь и спину скипидаром и опять уложила в постель.

От горячей ухи и растираний Василий словно опьянел: на исхудавшем лице появился румянец, глаза заблестели.

— Ну вот, отходить начал, — обрадовалась Игнатьевна. — А то белей полотна пришел.

Наступило блаженное состояние покоя и тепла. До чего ж хорошо сознавать, что ты дома, что тюрьма позади и завтра увидишься с Демой, с Катей и Савелием Матвеевичем! Снова вольная птица! Но как там Иустин и товарищи? Они же просили пойти на съезд. Надо немедля одеваться.

Василий поднялся, взял брюки и спросил:

— Бабушка, куда вы ботинки дели?

— Господи, царица небесная! Никак, уходить собрался?

— Надо. Там умирают товарищи.

— Да ты сам еле языком ворочаешь. До трамвая не доберешься. Хоть Дему-то дождись. Они тут с твоим матросом переодевались… обещал скоро вернуться.

— С каким матросом?

— Андреем, что ли, звать. Про вашу жисть тюремную рассказывал.

— A-а, Проняков, наверное. Это хорошо, что он здесь, я его и попрошу пойти.

Василий опять улегся и, закрыв глаза, стал думать, что же еще нужно сделать для спасения оставшихся в тюрьме.

Вскоре на крыльце послышался топот тяжелых сапог. Дверь в каморку распахнулась, и на пороге показались Дементий, а. за ним — Андрей Проняков. Вид они имели необычный: на Деме неуклюже топорщилась солдатская шинель, на макушке едва держалась фуражка с лихо заломленным верхом, а моряк, словно для парада, был затянут ремнями портупеи и придерживал палаш, висевший на боку.

— Бабушка, разогрей уху! — еще с порога весело сказал Дементий. — Смерть есть охота!

Но тут Рыкунов увидел лежавшего на топчане Василия.

— А ты откуда взялся? — изумился он. — Из тюрьмы выпустили? Вовремя!

Здоровяк сгреб Васю в объятия и так принялся тискать и мять, что Игнатьевна переполошилась:

— Отпусти ты парня, медведь! Все косточки переломаешь. И так чуть живым пришел.

— Ничего, мы его откормим.

На топчан подсел и Андрей.

— Ну как там Иустин?

— Голодать остался. И в карцер, видно, попал. А другие просили на Северном съезде выступить. Я вот ослаб. Не смог бы ты пойти и выступить?

— Какой может быть разговор! Пойду, конечно. Там мой лучший друг погибает, а я молчать буду? — Моряк решительно поднялся. — Пошли, Дементий.

— Нет, вы сперва ухи отведайте, — задержала их Игнатьевна. — Зря, что ли, я ее разогревала?

Старушка заставила Дементия и моряка снять шинели, поставила перед ними миски, наполненные ухой.

— Ешьте на здоровье.

За едой Дементий рассказал о поездке в «Марьину рощу».

— Эх, жаль, тебя, Вася, с нами не было! Ловко мы их облапошили. Трудовикам и эсерам из Петропавловки оружие против Корнилова выдали: больше двух сотен карабинов. Они сложили их в трактире и хранят. А мы разнюхали и давай соображать — как реквизировать. У нас инструктор по военному делу, ты, наверное, знаешь, Гиль его фамилия. Он и говорит: «Давайте я офицером из Петропавловки прикинусь, только найдите мне помощников». Я и попросил Андрея. Сегодня мы нарядились, взяли грузовичок и поехали к «Марьиной роще». Гиль с Андреем в трактир пошли, а мы, как солдаты, команды ждем…