Завтра Была Война

— Я подумаю, Рич… Я подумаю. — Рассеяно ответил тот, чтобы хоть что-нибудь сказать, потом распахнул дверь и выскочил из комнаты.

Яркое весеннее солнце, словно бритвой, резануло по глазам, заставив его поморщиться и надеть тёмные очки. На дворе был день, время только что перевалило за полдень, хотя ему показалось, что прошла уже вечность и тьма и холод ядерной зимы должны были быть единственными его встречающими. За какие-то несколько часов он был свидетелем падения империи, которое намечалось давно, но всё равно оказалось неожиданным. Из генерального директора крупнейшего в мире концерна по производству электроники он превратился в ничто, в богатого старика, у которого впереди лишь должность управляющего казино сомнительной заманчивости. Но самым обидным было то, что все его слова, вся стройная система доказательств собственной значительности, попросту вошли в этого человека, которого он считал своим другом, и не вызвали совершенно никакой реакции. Тот всё равно сделал так, как посчитал нужным с самого начала, и несколько часов играл с ним, прекрасно зная, чем закончится разговор. Впрочем, он не винил своего босса, так как считал непреклонность самой лучшей чертой характера, он и сам гордился собственной неподатливостью, радуясь, когда его сравнивали с тонким стальным лезвием, которое можно гнуть, но оно всегда возвращается в первоначальное положение, чуть только напряжение ослабится. Именно такую политику стального лезвия, которое может долго находиться согнутым, но в любой момент способно распрямиться и нанести удар, он пытался проводить. Что же, его боссу такая политика оказалось чуждой, об этом можно было судить даже по его внешнему виду. Он скорее был желеобразным моллюском, очень тяжёлым моллюском, сдвинуть которого с места практически невозможно. Какие бы удары ему ни наносились, он их просто поглощал, просто игнорировал, а стальное лезвие против моллюсков, как известно, самое слабое оружие. Он будет ловить режущие и колющие удары, но уйдёт только тогда, когда сам того захочет. А лезвию можно лишь сломаться или разбиться, но ни на шаг не приблизиться к намеченной цели. Да, сломаться или разбиться. СЛОМАТЬСЯ! Или РАЗБИТЬСЯ…

Машина остановилась у скромного трёхэтажного коттеджа, раз в двадцать меньшего по размеру той виллы, которую занимал босс. Войдя в дом, он поднялся к себе в кабинет, на ходу срывая дурацкий галстук-удавку, не заботясь о том, что золотая иголка с бриллиантом впилась в палец, из которого тут же выступила капля ярко алой крови. В кабинете была небольшая, неприметная на фоне стен дверка, которая вела в домашнюю медицинскую лабораторию, сейчас там было пусто, так как фамильный врач получал на выходные право заниматься собственными делами. Обрывая пуговицы и пачкая всё в крови, он освободился и от остальной одежды. Подойти к аппарату авто доктора и ввести программу, попутно ответив на кучу глупых вопросов, а точно ли он желает провести такую сложную операцию, было делом одной минуты. «Поговаривают, что „Волт-Тек“ тоже выпускает авто докторов, полностью механических авто докторов, — подумал он, когда матово-прозрачная крышка саркофага отделила его от внешнего мира. — Ни за что бы не позволил отдать своё тело на растерзание устройству с кучей металлических рук, держащих инструменты эскулапа. Ни за что!..»

Глава 3

Ночной Лос-Анджелес никто и никогда не решился бы назвать пустынным городом, но в тот день он казался Фелис именно таким. Это было странное ощущение, что они едут по городу-призраку, хотя повсюду сновали весёлые люди, горели огни, но и эти люди и эти огни — всё казалось призрачным. Может быть, этому была виной лёгкая туманная дымка, заполнившая улицы, столь редкая для сухого климата Лос-Анджелеса, а может быть то, что смотрела она на город сквозь полу прикрытые веки, постоянно проваливаясь в тревожный сон, из которого её выводил любой рывок машины или поворот дороги.

Машина медленно продвигалась по достаточно свободным улицам, так как Раджан пытался щадить сон своей подруги, да и торопиться им было пока некуда, так митинг, на который их пригласили, начинался только через пару чесов, если он правильно интерпретировал слова «на рассвете», которые бросил ему на прощание странный парень. Скоро двух трехэтажные коттеджи основной застройки города остались позади, уступив место большим земельным владениям преуспевающих американцев, в глубине которых прятались шикарные похожие на дворцы виллы. Сразу света и людей стало меньше, так как вместе с городом отступили назад в темноту и увеселительные заведения, заставлявшие людей бодрствовать. Машина покинула пределы последних пригородов Лос-Анджелеса и теперь летела по прямой как стрела дороге, точно на юг. Фелис, перестав получать толчки на поворотах, наконец-то уснула на плече любимого, а тот, прижав её к себе, повёл машину левой рукой. Благо резких манёвров не требовалось, да и встретить кого-нибудь на ночной дороге, уходящей в тупик, было проблематично.