Завтра были девяностые

– Приходи, Виолочка. Жду, – сказал в трубку и дал «отбой», подумал секунду и ткнул пальцем в селектор. – Петрович?.. Да виделись уже. Там я, слышь, работников собеса Кормову и Савалееву вызывал… Так вот, как подойдут, сразу пусть поднимаются. Всё. Бди! Бди, говорю, Петрович.

«Бережёного Бог бережёт, – подумал почти что вслух. – А то уж сколько хороших мужиков на бабах погорело».

Спустя пять минут в комнате таинственным образом возникла Виолетта. Когда Василий Васильевич обнаружил её, она стояла уже совсем близко и молча радовалась встрече с ним – круглила глаза, излучая свет. Василий Васильевич был убеждён, что «Виолочка» безумно рада видеть «Вас-силия Вас-силича». Или «Васика». Это когда он без штанов.

Основные, определяющие черты Виолетты – отсутствие антагонизма между мироощущением и мировоззрением и максимально возможное отражение планетной доминанты на её личности. Oбе эти черты были замаскированы относительной скромностью макияжа, определённой строгостью одежды, сдержанностью в движениях и деловой задумчивостью курносенького личика.

Однако всякий мужчина, адекватно ощущающий свою принадлежность к противоположному разряду живых существ, несмотря на отсутствие телергонов, гормональной характеристики и данных о структуре двадцать третьей пары хромосом Виолетты, почувствует в её присутствии дыхание жизни.

И Василий Васильевич воспрянул. Виолочка хотела сообщить что-то важное – он забыл об этом. Скорее, скорей из «Вас-силия Вас-силича» обернуться «Васиком», из трясины обычных отношений «тывыканья» – в кратковременную, грубовато-интимную сферу взаимного «ты».

– Василий Василич, здравствуйте! – сказала Виолетта.

– Добрый день, Виолочка! Я тоже ужасно рад видеть тебя, – ответил Василий Васильевич. Одновременно на радостный вид её и приветствие. – Выпьешь коньячку, Виолочка?

Обобуров, выдернутый из пиджака и из-за стола этим с обезьяньей стадии эволюции постоянно функционирующим инстинктом, забежал за спину нетнетспасибоющей Савалеевой и попытался загнать её в «уголочек» – за неприметную дверь в правом углу кабинета.

Но Виолетта, смущённо поворачивая головку то направо, то налево, не в силах уследить за челночно бегающим позади неё Обобуровым, сделала вид, что не поняла его намерений, и уселась в кресло к приставному столу. Василию Васильевичу и в голову не приходило, что терпкий аромат его побелевшего в местах соединений пиджака, с которым не способны соперничать ни «Командор», ни Currara, ни тем более «Шипр», могут по-разному восприниматься его супругой Тамарой Мартыновной и Наилёй-Виолеттой Савалеевой. «И мелькали даты, унося года», – с иронией мысленно пропела Виолетта.

Чтобы не возвращаться более к одежде Виолетты Савалеевой, следует сказать, что одежда её обладала некоторыми особенностями, общими для одеяний тех женщин, которые не исключали в полной мере возможности служебно-производственных романов. И эти-то особенности одежды усиливали и без того существенный чувственный компонент обобуровских душевных процессов.

И в мыслях – с каждой секундой – он всё более ограничивал сексуальную цель соединением одних только гениталий, а спустя минуту уже с тупым недоумением пялился на единственную заклёпку сшитой с запахом юбки и, дрожа, массировал подлокотники кресла. Обобуров слышал звук голоса Савалеевой, однако сознание его не в состоянии было отразить услышанное в словесных и образных формах.

– Ну хорошо, хорошо, – выговорив все шесть «о», сказал Обобуров, – мы с этим разберёмся.

И потянулся к заклёпке. Савалеева мягко вернула руку Обобурова на подлокотник кресла и воскликнула:

– Вас-силий Вас-силич, вы же меня не слышите! Я говорю: вас хотят привлечь к уголовной ответственности! Я вам вчера даже домой звонила. Но не застала вас.

– Виолочка, давай ещё выпьем, – предложил Обобуров, натужно улыбаясь тёмному пятнышку одной из покачивающихся в такт движениям выпуклостей её.

Весь мир реальности спрессовался вокруг прелестей Виолочки, и слова женщины никак не могли пробиться сквозь барабанную дробь рефлектирующей души Обобурова. Савалеева, пытаясь добиться понимания, и повышала громкость голоса, и меняла тональность его, и ускоряла поток произносимых слов – всё тщетно, пробить шестислойную кору наполненного острыми, болезненными искрами мозга мужчины ей не удавалось. И в доказательство известного постулата о том, что «устремлённому достаточна самая тонкая поверхность», с упорством бродячих муравьев, ломился Обобуров к фатально мерцающей цели. И уже зелёные огоньки раздражения вспыхивали в кругленьких рыжих глазках его.

Однако и устремлённый может спотыкаться на промежуточных этапах.

8.

Арсов стоял, полуотвернувшись к окну двери, на предпоследней ступеньке. Это очень удобная позиция. Вся полость автобуса – в сфере обзора. И выйти в любую минуту можно без особых затруднений. Боковым зрением Арсов надёжно держал объект наблюдения и был убеждён в том, что выйдет сразу же вслед за ним и будет сопровождать блондина неопределённо долго, не приближаясь к нему, держась вне сферы его зрения, то есть, преимущественно, позади.