Завтра мы будем вместе

Видом Тишка невзрачная. Белобрысая, жидкие волосы в хвостик завязаны. Лоб прыщавый, дешевенькие очки вечно на нос сползают. И до сих пор (уже техникум заканчивает!) бесцветные свои ресницы красить не научилась. Говорит, аллергия! Подумаешь, прыщ выскочит, аллергия. Вот меня эта аллергия скручивает порой так, что свет не мил. В детстве весь рот и щеки в болячках были. В школе все время с насморком ходила. Намучилась я, честное слово. Только легкая атлетика меня и спасла. Это я в техникуме уже занялась спортом. На коротких дистанциях приличный результат показываю. И бегаю в любую погоду. Но если цветение, пыльца, даже если стиральный порошок в нос попадет — сразу чихать начинаю. Вообще техникум у нас отличный, только учиться в нем трудно. Да, потянулась я за Тишкой. У нее родители на судостроительном заводе работают, они ее в этот техникум навострили. У нас треть Питера — корабелы. Ну и она из такой династии. Я бы лучше в медицинское училище пошла: мне с людьми интереснее, чем с железом. Но бабуля была против медицинского. Боялась, что судьбу ее Нины повторю. Там, говорила, спирт немереный. Эти ее страхи — дурость одна. Я водку ненавижу. Пью только вино, да и то в компании, а одна, как мать, — никогда.

Так и пошли мы вместе с Тишкой экзамены в морской техникум сдавать. Она и мне задачу по математике решила. Остальные экзамены я сама одолела: где шпорами подстраховалась, где в учебник подсмотрела. Получила свои тройки. И меня, как сироту, по льготному списку зачислили. Вообще-то в наш техникум конкурс высокий был, потому что там для парней имелась военная кафедра и они могли потом от армии откосить.

* * *

Так за что же я свою Тишку люблю? Она, как дурочка, целыми днями ребусы и кроссворды разгадывает. И ни одного парня у нее еще не было. Хотя она всегда влюблена до смерти в какого-нибудь препода или артиста незнакомого. Но зато она от меня не отвернулась, когда о моей беде из венерической больницы в школу сообщили. В больнице навещала, фрукты приносила. Другие, когда я пришла после в класс, линейку из моих рук брать боялись. Видела я — тихонько о фартук ладони вытирают. А мальчишки, напротив, как-то осмелели, решили, что со мной все можно. Только я теперь уже ученая стала. Никого и близко не подпускала.

Но в восьмом классе опять влюбилась. Отношения у меня с тем парнем, десятиклассником, самые чистые были, только за ручку держались, когда по школьному коридору прогуливались. Но семья его все про меня прознала и спасла своего сынка от падшей женщины. Никогда не забуду его последние слова: «Любимая женщина когда-нибудь должна стать матерью, а на хоженой тропке…» Ну и так далее. Так мне обидно было, будто клеймо на мне поставили. Ясное дело, за родителями, как попугай, повторял. Тогда, если бы не Тишка, я бы повесилась, наверное. Она меня к себе домой жить позвала, там мы с ней и к экзаменам в техникум вместе готовились. С тех пор я в любовь вообще не верю.

Дружба — другое дело. Дружба — это когда люди друг другу нужны и один другому полезен. А любви нет на свете, ее писатели придумали. Таким я теперь циником стала. Обидно, но выгорела моя душа. Тишка — верный друг. Хотя она в жизни мало что видела, но чужую боль чувствует. За это я ее ценю и всегда ей помочь готова. И еще люблю ее за то, что она — неисправимый романтик, все надеется встретить своего принца. Завидую я ее наивности!

Спокойно и надежно стучат колеса на стыках рельсов. Темнота уже не кажется такой кромешной. Или мы выехали на открытое место и лес отступил от полотна?

Так вышло, что признание бабули перед смертью повернуло все в моей жизни. Даже место практики изменило. Я часто думала над ее последними словами, разные факты припоминала. Выходило так, что мой отчим Гена и впрямь как папаша вел себя недостойно. Я еще мала была, но никому не рассказывала о его забавах. Он пригрозил, что, если скажу кому, меня у мамы заберут и в детский дом поместят. Ребенок всему верит. А его любимая игра была — «в котика». Страшновато мне было, но как-то весело. Не помню, когда это впервые началось, но в шесть лет я уже пыталась убегать и прятаться от Петрова. Да разве маленькая девочка справится с мужиком! Мой папка — как-то трудно мне отвыкнуть называть его так, одним словом Гена — уходил надолго в море. А когда возвращался, то, как и говорила бабуля, баламутил и валял дурака. Он часто играл со мной. Были, конечно, и обычные игры: в прятки, в жмурки. Или он — лошадка, бегает на четвереньках, а я сижу на его спине. Но когда мать была на дежурстве в училище, Петров затевал игру «в котика».

Он забирал меня из детского сада (я была на пятидневке) и приводил домой. Мы ели что-нибудь вкусненькое. Мне он покупал пряников и мороженое. Сам пропускал рюмочку-другую, впрочем не напиваясь допьяна. В один из таких наших праздничков он и дал мне попробовать водку в ложечке.