Завтра мы будем вместе

Сестра молча продолжала свои манипуляции, переливая кровь в пробирку, но Петров охотно пояснил, что вторую порцию он собирается взять с собой в Штаты, не очень доверяя нашей медицине. Он уже приготовил термос, чтобы в охлажденном виде доставить наши с ним образцы за океан. Затем мы оба поплевали в специальные баночки — оказалось, что слюна тоже содержит родовые знаки.

— Ну а теперь идем к сынку, старый моряк слово свое держит! — похвалил себя Петров.

После окончания процедуры Петров бережно Упрятал специально подготовленные, герметически закрытые пробирки с кровью и слюной в термос и положил его в сумку. Мы вышли на набережную Невы. Было ветрено и пасмурно.

— Э, красотища какая! — выдохнул Петров. Он был в приподнятом настроении: все шло по его плану. — Нева что море раскинулась. Ишь, плещется, зараза.

Я была целиком поглощена мыслями о Коле и не замечала привычно нарядного вида набережной. Золотой шпиль Адмиралтейства, блестящий купол Исаакия и чернеющий на другой стороне Медный всадник тонули не только в дымке тумана, но и в моем сознании. Но слова Петрова заставили и меня посмотреть на Неву. Да, вода плескалась уже не внизу, в привычном русле, а, поднявшись, лизала вторую или третью ступень гранитного спуска. Как бы не случилось наводнения, в октябре они не редкость! Надо скорее бежать к мальчику. Может, эта частная гостиничка, где он находится, расположена в подвале на набережной? Новое опасение заставило меня прибавить шаг, подгоняя Петрова. Но его грузная фигура и возраст не позволяли ему идти быстрее.

— Куда несешься как угорелая? Нам на ту сторону, через скверик.

— На каком этаже номер в твоей гостинице?

— На пятом или четвертом, не помню, — удивленно ответил Петров, пересекая сквер. Тут же, увидев свободную скамью, опустился на нее. — Погоди, дай передохнуть. Я же не конь, чтобы скакать без передышки.

Он достал из внутреннего кармана стальную фляжку и отвинтил крышку. Крепкий спиртовой дух выпорхнул наружу. Петров сделал пару глотков.

— Пошли быстрее, нашел время рассиживать!

Петров, кряхтя, поднялся и еще медленнее, слегка напевая себе под нос, пошел дальше. Мы свернули на одну из линий жилой части района: старые обшарпанные дома, развороченный асфальт, мусор в низких подворотнях.

— Говорят, Петр Первый собирался по этим линиям рыть каналы, как в Венеции, да не удосужился, — снова добродушно принялся рассуждать Петров. — Или все деньги его приспешники разворовали, только и хватило, чтобы эти линии в реестр улиц внести, даже названий не придумали.

— Скоро придем? — оборвала я его.

— Да пришли уже.

Мы переступили кучу мусора, загораживающую проход, и вошли во двор-колодец. Дом, судя по разбитым стеклам и мертвенной тишине, был нежилым, расселенным для капитального ремонта. Но отдельные окна, заделанные фанерой, наводили на мысль, что дом обитаем. Но обитать в таком месте могли только бомжи. Кому же пришло в голову устроить тут гостиницу? Мы поднялись по полуразрушенной лестнице. Один пролет был без перил, другой и вовсе отсутствовал. Перекинутая через зияющий провал доска заменяла отсутствующие ступени. Она, как корабельный трап, тряслась под нами. Как она не подломилась под Петровым, когда он вел сюда Коленьку?

В квартире, куда мы вошли, было пусто. Широкий коридор со свисающими клочьями обоев. Кухня с вывороченной газовой плитой и снятым умывальником. Только темные квадраты на полу и стене напоминали об их недавнем существовании.

В одной из комнат стоял старый диван с ободранной обивкой. Трухлявый поролон желтел на нем, как грязное белье.

— Приляжем, доченька, — ласково улыбаясь, сказал Петров и потянул меня за руку в сторону дивана.

Вскипев от возмущения, я заколотила кулаками по жирной груди Петрова, больно ударилась о фляжку в его кармане. Петров отшатнулся и, криво ухмыляясь, сказал:

— Дедуля пошутил, дочка. Пошли дальше. Сейчас увидишь своего кучерявого.

Мы прошли еще несколько пустых комнат и, наконец, Петров повернул ключ одной двери.

Единственной закрытой двери. Комната, в отличие от других, являла следы жизни. На обшарпанном столе в беспорядке теснились пустые винные и водочные бутылки, раскрытые консервные банки, засаленная бумага. Ни тарелок, ни вилок я здесь не заметила. Только три замусоленных стакана да миска с налипшими остатками съестного. Не было здесь и спальных мест. Но в углу была навалена куча тряпья. Я не сразу заметила на ней человека.

Но уже в следующий момент мой взгляд упал на курчавый темный шар, почти незаметный среди вороха старой одежды.

— Коля! Коленька, мальчик мой. — Я подбежала к сыну, почти упала на него и стала целовать лицо, носик, глаза.

Внезапно я уловила тяжелый запах водочного перегара, исходящий от мальчика. Я обернулась к Петрову:

— Мерзавец, напоил ребенка! Коленька, мальчик, проснись. — Я вновь затормошила сына.

— Оставь пацана, пусть проспится. Я же тебе сказал, что под надежной охраной оставил парня.