Завтра утром

— Не волнуйся. Я почти уверена, что репутация, которую ты заработал, чернее дегтя.

— Возможно, ты права.

— Я права без всякого «возможно».

И он поцеловал ее. Схватил, прижал к себе, и, когда она упала на него, прижался к ее губам со страстью, которой сам не ожидал. Она не сопротивлялась, приоткрыла рот и ответила на поцелуй. Закрыв глаза, он почувствовал, как побежала по венам кровь, как запылало тело, как напряглось в паху.

Не делай этого, Рид.

Неужели урок не пошел впрок ?

Подумай о Бобби Джин.

Вспомни, что стало с ней. С ребенком.

Его пальцы запутались в ее волосах; он склонил ее голову, чтобы прижаться губами к той соблазнительной точке, где ее шея касалась его плеч, и почувствовал, как она дрожит.

Никки обвила его руками и громко вздохнула:

— Рид, я… не знаю.

— Тише, дорогая, — прошептал он ей в волосы. — Я всего лишь хотел пожелать тебе спокойной ночи.

— К черту. — Она отстранилась от него. — Мы оба хотели чего-то большего, чем просто поцелуй на ночь.

Он улыбнулся:

— Да… надо думать.

— Даже и думать не надо, детектив.

— Я могу и подождать.

— Да ну? — В ее глазах засветился сексуальный зеленый огонек. Кожа порозовела, и впервые с тех пор, как она поняла, что Симона Эверли пропала, на щеках появилось подобие ямочек, когда она поцеловала его в лоб. — Ты уверен? — Ее голос стал глубоким, игривым.

— Да, но ты не облегчаешь мне задачи.

— Все это часть моего дьявольского плана, — поддразнила она, вздохнув, и убрала с его глаз волосы. — Мы с тобой… Кто бы мог подумать?

— Точно не я, — отозвался он.

— И не я. Я даже не была уверена, что ты мне нравишься.

— А я знал, что ты мне не нравишься. Но сейчас надо поспать. Иначе мы сделаем что-нибудь, о чем пожалеем. — Он выпрямился и легонько шлепнул ее пониже спины.

— Дразнишься, значит. — Никки открыла антикварный гардероб, извлекла оттуда плед и подушку и кинула в него. — Укладывайся. — И отправилась в спальню. Ему осталось только представлять, как двигаются под халатом ее бедра, а светло-рыжие волосы струятся по плечам. И еще эта эрекция.

Она закрыла дверь и щелкнула щеколдой. Господи, о чем он только думал? Чуть не переспал с Никки Жи-летт. Не стоит этого делать. Совсем не стоит. Он просто дурак, что относится к ней не просто как к репортеру газетенки «Сентинел». Как она недавно подметила, они фактически были врагами. Но перед глазами стоял ее образ, как она склонилась над ним, мучая своими прелестями.

Заснуть явно не получится.

Он не сможет отделаться от мысли, что она рядом, всего в нескольких футах от него, лежит на кровати, волосы обрамляют это красивое умное лицо; на крепком, жаждущем теле лишь тонкая газовая ночная рубашка.

Да, ночка будет долгая.

Сцепив руки за головой, он направил свои отравленные тестостероном мысли подальше от Никки Жилетт, к Лирою Шевалье и суду двенадцатилетней давности.

Адвокат Шевалье сменил гардероб своего подзащитного. Джинсы и рабочие блузы Лироя Шевалье были изгнаны; на их место пришли хорошо сшитый темно-синий костюм, белая рубашка и строгий галстук. Нечесаные волосы Шевалье и неухоженная борода внезапно исчезли. В суде он был чисто выбрит, коротко, почти по-военному подстрижен, и все лицо его стало выглядеть по-новому: квадратная челюсть, длинный нос и большие выразительные глаза под широкими темными бровями. Он сбросил несколько фунтов, от грубой и неряшливой внешности не осталось и следа. Сейчас он больше походил на менеджера или члена загородного клуба, чем на вольного дальнобойщика с безнадежно испорченной репутацией, которую нажил драками дома и в кабаках.

Однажды Лирой Шевалье сломал кому-то о голову бильярдный кий, еще раз его арестовали за то, что он коваными сапогами сломал нос и ключицу своей тогдашней девушке, затем его поймали при попытке изнасилования четырнадцатилетней девочки, племянницы очередной бывшей подружки. И каждый раз он выходил сухим из воды, отделываясь небольшими сроками.

Шевалье был злобным и жестоким мерзавцем, который заслуживал смертного приговора за убийство Кэрол Лежиттель и ее детей. Но судья и присяжные сошлись на том, чтобы он получил три пожизненных срока за убийство Кэрол, Бекки и Марлина Лежиттель.

На суде адвокат Шевалье пытался исказить факты, настаивал, что виновен биологический отец детей, Стивен, известный пристрастием к кокаину и драчливостью. Хотя у Стивена, собственно, не было алиби — просто старый друг утверждал, что они тогда вместе охотились, — улики слишком неопровержимо указывали на Лироя Шевалье.

А младший сын Кэрол, Джоуи, выживший после серьезных травм, которые на несколько недель отправили его на больничную койку, неопровержимо свидетельствовал против бойфренда матери. Давая показания в суде, Джоуи казался потрясенным, боялся взглянуть на Шевалье в течение всего процесса, а иногда так тихо шептал, что судье Рональду Жилетту приходилось просить парня повторять ответы.