И вместе с ними хохотал в этот миг у телевизора весь мир – простые работяги Урала, артисты Большого театра в Москве, американский Президент в Белом доме, Зарудный, Гусько, Акопян и Стасов на Урале, советские евреи, стоявшие у радиоприемника в уссурийском концлагере.
И, хохоча вместе со всем миром, вытирая слезы смеха, возбужденные журналисты-телекомментаторы кричали в эфир:
– Он сделал это! Он сделал это! Великий русский президент Михаил Горячев вновь вышел на международную арену и выиграл свое Ватерлоо! Он сам, лично, один, организовал на наших глазах великое телешоу двадцатого века – впервые в мире открытые телевизионные международные переговоры на высшем уровне! Гениально! Но он выиграл это шоу не тогда, когда отдавал приказы генералу Купцову, и не тогда, когда согласился освободить евреев из концлагерей, а когда сказал одну-единственную фразу и заставил хохотать весь мир. Хотя в этой самой фразе нет ничего смешного…
Да, в самой реплике Горячева действительно не было ничего смешного. Скорее она была лишь попыткой отторговать хоть что-то. Но то, что она прозвучала с еврейским акцентом, заставило мир покатиться со смеху, разрядив в этом интернациональном хохоте весь страх и все напряжение последних часов.
Глядя на хохочущих вокруг офицеров авиаполка, Ларису и Майкла Доввея, Горячев сначала растерянно улыбнулся, а затем и сам невольно рассмеялся.
И вдруг что-то случилось на всех телеэкранах мира: лицо и тело Горячева деформировалось чудовищно и страшно – так в кинотеатре иногда «плывет» по экрану изображение из-за того, что лампа проектора расплавила эмульсию кинопленки… Так брошенный в озеро камень уродует отраженные в спокойной воде деревья и облака… Так атомный взрыв молниеносным ожогом оплавляет лицо земли… И белая матовая пыль слепоты воцарилась вдруг на всех телеэкранах.
48