Завтра война

После загадочной встречи с одиноким аборигеном на Необитаемом полуострове, Эстерсон ни разу не видел сирхов — даже издалека. Да и с Полиной у них хватало других тем для общения. Сирхов они вспоминали только пару раз — как существ, Полине знакомых, но не склонных к тесным контактам с людьми живущих по своим законам, отстраненно, будто бы в параллельной реальности.

Полину, однако, появление сирха нисколько не смутило. Она помахала рукой и выкрикнула тарабарское приветствие, из которого Эстерсон смог разобрать только нечто вроде «Кашид».

Сирх оглянулся на ее окрик. Шерсть на его лице на мгновение приобрела голубой оттенок. Он махнул лапой и, не уделив больше Полине ни грамма своего драгоценного внимания, направился прямиком к капустным грядкам.

— Да это же сирх! — воскликнул наконец сообразительный Вариз.

Он вскочил на ноги.

Плетеное кресло за его спиной опрокинулось с глухим стуком. В правой руке Вариза блеснул крошечный плоский пистолетик — извлеченный, видимо, из-за голенища сапога.

— Не сметь! — отчаянно крикнула Полина, тоже покидая свое кресло со стремительностью пантеры.

Эстерсон, сразу же позабыв о том, что ему лучше бы помалкивать, заорал на чистейшем шведском:

— Да вы с ума сошли, Вариз! Это всего лишь сирх!

Не обратив внимания на вопль Эстерсона, Вариз, не спуская глаз с сирха, спросил у Полины:

— Вы… общаетесь с аборигенами?

— Редко. Но иногда они все-таки приходят ко мне в гости. Немедленно уберите пистолет. Иначе я доложу о вашем поведении в консульство — и вашу бандитскую базу уберут с планеты за двадцать четыре часа!

Вариз перевел полубезумный взгляд на Полину.

— Что ж, законы гостеприимства священны, — прошипел он, нехотя отводя пистолет в сторону. — А насчет «бандитской базы»… не советую… Честное слово, госпожа Пушкина, лучше бы вам заниматься своей биологией.

Тем временем сирх, из-за которого разгорелся весь сыр-бор, и ухом не повел. Он присел перед самым большим капустным кочаном, оторвал от него огромный лист и, тихонько курлыкая себе под нос что-то умиротворенное, принялся жевать.

— Так вы… кормите его… капустой?! — Смуглое лицо капитана пошло серыми пятнами.

— Я ему не нянька, а он — не мое домашнее животное. Что хочет — пусть то и ест, мне не жалко.

В заключение их беседы капитана Вариза Мир-Мирое вытошнило капустным салатом. И неудивительно: ведь к этой капусте, возможно, прикасалось нечистое животное!

— У нас сегодня большой приемный день, — устало улыбнувшись, сказала Полина, когда взбешенный пехлеван убрался восвояси. — Давайте, Роланд, зайдем в дом за приставкой к моему переводчику и я познакомлю вас с Качхидом.

— Что-то знакомое… А, вспомнил! Это любимое имя сирхов. Что-то вроде «любитель качи», да?

— Вы не поэтичны. Не «любитель», а «влюбленный в качу».

— Однако ваш друг не блещет оригинальностью.

— В именах сирхов царит анархия. Вообще-то его зовут Тан У Боцу-Боцу. Но это имя — парадное. Сирхи обычно такие имена не используют. Да и передают их, как правило, не акустической речью, а цветовым переливом шерсти на лице. Для повседневной жизни взрослый сирх выбирает себе нечто вроде прозвища, на которое он охотно отзывается.

— Но если они почти все влюблены в качу, как же они различают друг друга по прозвищам?

— Да никак. В письменной записи они, конечно, рисуют имя полностью, логограммами. Нарисуют «Качхид Тан У Боцу-Боцу» — и все будет ясно. А так, в жизни, они идентифицируют друг друга по запаху, по ушам, по множеству других признаков, которые мы с вами даже не заметим.

— А этого Качхида вы давно знаете?

— Уже пятый год. Когда-то он жил в лесу недалеко от станции. Раньше мы с ним частенько виделись, гуляли вместе по берегу, собирали качу. Но за последний год я видела его только один раз. Кажется, в феврале.

— А что он делает в лесу? Сирхи ведь, кажется, раса оседлая? И живет компактными поселениями?

— Верно. Но мой Качхид — отшельник. Между прочим, он поэт и философ. Уважаемая персона среди соплеменников. Как он выражается, «его судьба — поиски Скрытой Качи».

— Да он интеллектуал!

— Вот именно. А эти самовлюбленные кретины из Клона считают, что сирхи лишены разума!

Разговор происходил в доме. Полина металась из комнаты в комнату, пытаясь найти, самодельную цветоэмулирующую приставку к ее переводчику (довольно старой модели, Эстерсон такой никогда не видел). У самого-то конструктора такая приставка была — без нее разговор с сирхом за пределами «моя-твоя-не-понимай» был невозможен, ведь основной смысл сирхи передавали и воспринимали не акустически, а визуально.

— Кстати, Полина, насчет этого клонского долдона. Вы ему правду сказали насчет модулей на дне океана? И насчет того, что на станции нет ни скафа, ни подлодки?

Полина, которая копалась в бездонном ящике письменного стола, отвлеклась и озорно посмотрела на Эстерсона.