Завтра война

— Я знаю. Мой воздушный шар взлетел именно благодаря грибам. Представьте, их сердцевина содержит огромное количество гелия!

— Чему же удивляться? Эти грибы, когда приходит их время, а оно наступает раз в три года, раздуваются как детские воздушные шарики и, подхваченные ветром, взлетают! Именно благодаря гелию. А потом взрываются! Этим они обеспечивают свое распространение по поверхности планеты. У них нет спор, вместо этого прорастают обрывки их «оболочки».

— То есть в смысле вегетации эти грибы — нечто среднее между бешеным огурцом, пушинкой одуванчика и бегонией? Не удивлюсь, если узнаю, что сирхи научились употреблять в пищу даже их.

— Ты плохо знаешь сирхов! — воскликнула Полина. — В отличие от нас, людей, они очень консервативны в своих вкусовых привязанностях. Они могут питаться качей круглый год. Кача обеспечивает их организмы всем необходимым! Список продуктов, которые они в принципе способны протолкнуть в пищевод под влиянием голода, занял бы пунктов двадцать, не больше…

— Но как же Качхид?! Он, по-моему, ест что попало!

— Качхид — особый случай. Он сильно отличается от своих собратьев широтой мышления. Но даже Качхид всякой капусте предпочтет качу.

— Вот и позавидуешь, бывало, сирхам с их требовательностью и консерватизмом, — проворчал Эстерсон. — А то у меня от этой консервированной фасоли уже скулы сводит.

— А меня от ананасов тошнит. И от галет тоже, — вздохнула Полина. — Вот бы свежего салата из огурцов и помидоров!

Бегство со станции, которое они предприняли сразу же после того, как получили от лейтенанта конкордианских сил специального назначения «Скорпион» Сиявуша Мадараспа приказ оставаться на месте, было стремительным. Можно сказать, паническим. И как все паническое, оказалось довольно дурно спланировано.

Пока Эстерсон вывозил на стартовую позицию скаф (на котором они, собственно, и собирались бежать), Полина, как угорелая, носилась по кладовой, набивая пластиковые мешки галетами, сигаретами, фильтрами для воды, спичками и специями, столовыми приборами, салфетками, а также прокладками для критических дней.

Затем пришел черед спальных мешков и пледов, чашек и кастрюлек, одежды и обуви. Полина хватала все, что только могло им пригодиться в жизни под открытым небом, без особого разбора и толка. Вот папку со своими научными результатами она, конечно, выволокла к месту сбора в первую очередь. Полина даже фотографию группы Валаамского со стены сняла, чтобы врагу не досталась.

Когда Полина стащила все собранное на берег, Эстерсон понял: в грузовое отделение скафа не поместится и трети этого добра. Под протестующие выкрики Полины он уполовинил количество мешков. А потом уполовинил еще раз оставшуюся половину, чтобы не перегружать капризную машину.

Скаф нырнул ровно в тот момент, когда из-за деревьев на мысу показались хищные носы клонских вертолетов.

Задержись они со сборами на чуть — и лагерь для военнопленных, который стал первым нововведением на Фелиции с начала войны, пополнился бы еще двумя заключенными.

Но они успели. Аквамариново-черные воды залива надежно укрыли их от посторонних глаз.

Эстерсон и Полина практически не дискутировали насчет того, куда им направиться — времени на дискуссии у них просто не было. Поэтому когда Полина предложила укрыться на Лавовом полуострове — том самом, где когда-то приземлился Эстерсон, инженер сразу согласился. Тем более что аргументы Полины были очень убедительными.

Во-первых, там имелся вместительный грот, где можно было оставить скаф без боязни, что его засекут с воздуха.

Во-вторых, Лавовый полуостров находился в приятной близости к «Лазурному берегу» и в разумной близости к конкордианской базе.

Такое положение сулило сразу два плюса: с одной стороны, при необходимости можно будет тайком наведываться на биостанцию. А с другой — осторожным и суперпредусмотрительным клонам скорее всего никогда не придет в голову, что беглецы скрываются под самым их носом!

Кроме того, здесь был родник. И, наконец, в лесу на Лавовом полуострове имелась целая роща опуров, земля которой была устлана спелой, разве что чуток подгнившей, пурикой. Правда, приготовление ее по сирхским рецептам занимало несколько часов. (А других рецептов не было: малейшее отклонение от строгой кулинарной технологии превращало яства из этого плода в то, чем пурика являлась изначально: несносное дерьмо.) Поэтому пурику они заготовили впрок, а пока решили довольствоваться консервами.

Они поселились в той же землянке, что некогда соорудил для себя Эстерсон. Она располагалась в непролазной чаще и обнаружить ее с воздуха было невозможно, что пример Эстерсона доказал со всей убедительностью. Так они и жили, как Адам с Евой.

Полина перечитывала свои исследовательские заметки, Эстерсон — пересчитывал облака, а в свободное от этого в высшей степени познавательного занятия время готовил из консервов (которых, как назло, оказалось ровно два вида: фасоль с мясом и ананасы) что-то похожее на рагу.