Завтра

Эмма чувствовала, что у нее начинается мигрень, и все-таки не теряла готовности к дальнейшим поискам. Мысленно она перебрала всю свою записную книжку с адресами и телефонами и вдруг вспомнила, что муж ее психотерапевта заведует лабораторией медицинских анализов в Верхнем Вест-Сайде. Лаборатория располагалась в том же здании, что и кабинет его жены, но Эмме никогда не приходило в голову, что два эти учреждения как-то связаны между собой. И вот однажды муж и жена пришли поужинать в «Император», тогда все и выяснилось. Однако сейчас Маргарет Вуд уехала на каникулы в Аспен. У Эммы был номер ее мобильника, но психотерапевт никогда не отвечала сама на звонки своих пациентов, тем более во время отпуска. Однако Эмма, несмотря ни на что, все-таки позвонила. Попала, разумеется, на автоответчик и оставила сообщение, умоляя позвонить ей как можно быстрее. «Вопрос жизни и смерти» – написала она. Психотерапевт, как видно, подумала, что Эмма пишет ей, стоя на перилах Бруклинского моста, потому что перезвонила ей через минуту. Эмма извинилась и сказала, что ей очень срочно требуется консультация, которую может дать только муж Маргарет.

– Я стою на вершине горы с лыжами, но если вам нужен Джордж, то он остался внизу, наслаждается коньяком в таверне «Аякс». Позвоните ему, посылаю вам его телефон.

* * *

– Мистер Вуд?

– Он самый.

– Мне очень неудобно беспокоить вас во время отдыха, но я звоню с разрешения вашей жены…

– Так-так, и что же? – не слишком добродушно пробурчал доктор.

– Возможно, вы меня помните. Эмма Ловенстайн. Я была вашим сомелье, когда вы ужинали в прошлом году у нас в «Императоре».

При этом напоминании голос Джорджа Вуда повеселел.

– Я вас прекрасно помню. Мы провели восхитительный вечер, и не без вашей помощи. Вы посоветовали мне сказочный портвейн к моему рокфору.

– Очень рада.

– Кинто до Новаль, если не ошибаюсь.

– Да, Кинто до Новаль, 1987 года, местного разлива.

– Думается, что миллезиме 1964-го еще лучше.

– 1963-го, – поправила Эмма. – Это легендарный год, но от него сохранилось всего несколько бутылок. Если вам будет это приятно, я постараюсь достать для вас одну. Мистер Вуд, я задала бы вам несколько вопросов, если это не слишком вас отяготит.

– Нисколько, юный друг, спрашивайте все, что хотите.

Эмма наклонилась к экрану и постаралась грамотно произнести незнакомые слова.

– Что такое «эритроцитарный фенотип»?

– Ах, речь о крови? Материя менее приятная, чем вино! Хотя наши с вами профессии не так уж далеки друг от друга. «Кровь моя истинно есть питие», как сказал наш общий знакомый.

И он рассмеялся, очень довольный своим остроумием.

– Так что же такое «эритроцитарный фенотип»? – повторила Эмма, стараясь обуздать свое нетерпение.

– Ничего особенного, жаргон, который употребляют биологи, говоря о редких группах крови.

– В каком смысле редких?

Джордж Вуд прочистил горло.

– Гм, что вы знаете о группах крови, Эмма?

– Знаю не больше, чем все обычные люди. Например, что их четыре: первая, вторая, третья и четвертая. И еще знаю, что существуют отрицательный и положительный резусы.

– Да, но это только начало. На самом деле все гораздо сложнее. Мало кто это знает, но есть люди, у которых кровь совсем другая[36].

– Неужели?

– Представьте себе. Есть люди с группой крови «Бомбей» по названию индийского города, где ученые впервые обнаружили особенности этой группы. Есть люди, у которых нет ни положительного, ни отрицательного резусов. Этот фенотип именуется Rh null. И это только два примера из множества. Если говорить попросту, то редкая группа крови определяется отсутствием одного или нескольких антигенов, которые обязательно присутствуют в других группах.

Голос профессора Вуда набрал силу. Не было никаких сомнений, что ему было приятно делиться своими познаниями.

– Специфика этих фенотипов состоит в том, что они производят особые антитела и могут вызывать отторжение в случае переливания крови или пересадки органов. «Бомбей», в частности, может быть совмещен только с «Бомбеем».

Наконец-то молодая женщина задала вопрос, который буквально жег ей губы.

– А группа крови «Хельсинки» вам что-то говорит?

Биолог довольно хохотнул:

– Группа «Хельсинки»? Ну, разумеется! Эта группа еще более редкая, чем ваши бутылки с портвейном шестьдесят третьего года! Этим термином обозначают группу людей, у которых наличествует несколько очень редких эритроцитарных фенотипов. Насколько я знаю, на территории Америки живет не больше двенадцати человек, принадлежащих к этой группе.

«И Мэтью один из них…»

Эммой овладело необыкновенное возбуждение. Мигрени как не бывало. Она еще точно не знала, в чем именно дело, но чувствовала, что ключ к разгадке таится именно в редкой группе крови Мэтью.

– Последний вопрос, профессор, и я отпущу вас наслаждаться отдыхом. Каким образом обнаруживается, что у человека редкая группа крови?

– Возможностей много. Беременность, например. Или несовместимость при переливании. Или анализ, который делают донорам. Когда лаборатория обнаруживает редкую группу крови, она обязана занести этого человека в национальную картотеку.