Завтрак для фанатки

В машине мы болтали о какой-то ерунде: о погоде, о моде, о музыке, о кино, о родителях Лиззи и о моих родителях, но только не о парнях. Посматривая на нее, я все время раздумывала о ее нервно-веселом поведении, был ли это способ скрыть какие-то внутренние переживания или просто на нее так действовала поездка. Она болтала, вроде бы непринужденно затрагивая любую тему, не касающуюся наших общих знакомых. Но ни намеком, ни вскользь она даже не касалась темы брата и его друга.

Может, она хотела, чтобы я первой начала диалог? Но мне нечего было ей сказать, я просто не могла говорить на эту тему. Конечно, у меня крутился тот самый вопрос, который никак не мог сорваться с языка, потому что я его все время прикусывала. Ведь волновал меня, естественно, Джонатан, хотя при всех тех изменениях, которые происходили у меня в жизни за последние месяцы, он меня вообще не должен был волновать. Поэтому все, что я могла, – это ехидно поинтересоваться при лучшем раскладе: «И как там поживает твой брат?»

С другой стороны, после последней встречи с Томом я не должна была думать о Коуле совсем. Или думать о нем как о еще одном члене семейства Коул, брате Лиз и никак больше.

* * *

Буквально через месяц после того, как Том оставил меня одну в Москве, я получила от него электронное письмо, в котором он признавался в своих чувствах, с предложением прилететь к нему в Огайо, где проходили съемки нового фильма с его участием. Он хотел, чтобы я провела с ним несколько дней, и для этого мне в срочном порядке необходимо было оформить визу, а билеты в оба конца уже были куплены. Страуд говорил, что он очень романтичный парень и желает отметить наш небольшой юбилей, оказалось, что я совсем не слежу за датами и не помню, что прошел целый месяц с той страстной (по его словам) ночи.

Целый месяц прошел с того самого дня, когда я попрощалась с прошлым и своими мечтами. Но покинуть Москву и отправиться с ним в Лондон я не решилась. Во-первых, потому что на носу была очередная сессия, во‐вторых, я не могла поступить плохо с людьми, которые взяли меня на работу и платили неплохую зарплату. Я отработала там не так много, чтобы все бросить и пуститься в очередную авантюру, а именно так Надюха назвала «предложение еще одного слащавого актеришки». И потом, мне нравилась моя стабильность, нравилось то, что я справляюсь со всем сама, что я ни от кого не завишу и никто не зависит от меня. И если я сделаю что-то не так, то в этом буду винить только себя.

Том переживал по этому поводу, но не больше, чем хотелось бы мне или чем он старался показать. Просто ему хотелось безоговорочно и безраздельно владеть мной как неким трофеем, которым стоит гордиться, но никуда не отпускать даже на два шага. Каждый раз за разговорами через скайп он давил на то, что ему не хватает меня и моих улыбок, что моя работа – это ерунда, если я только перееду в Лондон, там у меня не будет отбоя от предложений. А мне хотелось, чтобы мужчина уважал и мои желания, и мои стремления. Мне хотелось самой понять, чего я хочу и стою.

С другой стороны, я не стремилась быть одна, а хотела чувствовать себя кому-то нужной, желанной и любимой, поэтому почти сразу согласилась на поездку в Огайо, тем более он уже нашел какое-то агентство в Москве, которому заплатил деньги, чтобы мне ускорили получение визы. В умении добиваться своего равных Тому не было. Может быть, этим он мне и нравился, иначе я бы утонула в своих переживаниях и самокопании.

Кливленд был самым крупным городом штата Огайо, расположенного на северо-западе Америки. Город находился на берегу прекрасного озера Эри, которое меняет цвет в зависимости от того, с какой стороны светит солнце. И можно сто раз его описывать и рассказывать о красоте, но лучше один раз увидеть и влюбиться.

Том встречал меня в аэропорту. С цветами.

Почти пятнадцатичасовой перелет с пересадкой в Нью-Йорке вымотал меня вконец, но цветы в руках Тома просто заставили улыбаться. Я сразу обрела бодрый и сияющий вид, когда он протянул мне прекрасный маленький букетик каких-то цветочков, напоминавших колокольчики и прекрасно оттенявших его глаза. Он очень волновался, и стоило мне только приблизиться к нему, как просто набросился с поцелуями, не обращая внимания на тех, кто таращился, возмущаясь такому проявлению чувств. А мы стояли посередине зала для прилетающих пассажиров и целовались, словно два изголодавшихся кролика.

В какой-то момент Том оторвался от меня и прислонился своим лбом к моему. На выдохе он прошептал мне в губы:

– Я боялся, что ты не приедешь. Я очень тебя ждал.

И он еще раз нежно поцеловал меня. Я светилась от счастья, как жук-светлячок в темноте, и улыбалась во все тридцать два зуба.

– Почему ты думал, что я не приеду?

– Не знаю. Я сумасшедший, который не верит в свое выздоровление. И мне постоянно что-то мерещится.

– Ты не сумасшедший, – успокоила его я. – Ты самый обыкновенный парень, который слегка не уверен в себе.

– Еще лучше, – усмехнулся он. – Я самый обыкновенный…

– Том, черт! – повысила голос я. – Зачем ты вырываешь слова из предложения? Ты самый хороший.